Но я чувствовал, что ты чего-то ждала, что-то вертелось на языке, о чём ещё не успела спросить…
Сложив тарелки в мойку, ты задержалась возле меня на мгновение. Тронула молча за локоть, словно не могла решиться, что сказать. - Серёжа… Спасибо за очень вкусный завтрак…
Я обернулся, уловив твою нерешительность. Обнял тебя за плечи и притянул к себе, чтобы ты чувствовала мою надёжность. - На здоровье, моя хорошая. Ты что-то хотела сказать мне?
Ты кивнула головой и молча подтолкнула меня к столу. - Сядь, пожалуйста, я сейчас приду, - сказала ты и вышла из кухни.
Я остался один, гадать, что за сюрприз ты мне ещё приготовила…
Через несколько минут ты явилась снова с полиэтиленовым пакетом в руках. Подошла к столу и протянула его мне. - Вот… возьми, - сказала тихим дрожащим голосом, стараясь не смотреть на свёрток. - Что это? – спросил я, забирая из твоих рук пакет, и тут же раскрыл его, с любопытством заглядывая внутрь.
Я был поражён, сразу увидев то, что лежало сверху, но машинально задал вопрос. - Что это, Алён?
- Это вещи… детские… Забери их, отнеси Люде. Может, они пригодятся твоей дочке…
Я перебрал рукой несколько верхних вещичек. Да! Это были вещи для младенца! Те самые, что когда-то принёс Лёшка для нашего ребёнка! Те самые, которые я тогда так безжалостно выбросил в помойное ведро! - Но… это… это же те вещи? Те самые? Наши? – осмелился я спросить, хорошо припоминая, что на следующее утро они волшебным образом исчезли из ведра и вот сейчас, спустя четыре года, появились вновь… - Ты сохранила… столько лет… я не знал… - я недоумевал, где ты прятала этот немаленький кулёк с вещами столько лет! Мне казалось, что в своём доме я знал каждый закуток. - Да, сохранила. А теперь забери их.
- Нет, малыш, не надо! Зачем? Мы же ещё… - мой голос дрожал от трогательности момента. Мне так хотелось сказать, что когда-нибудь у нас ещё будут собственные дети, но ты остановила меня на полуслове, положив свою горячую ладонь на мою руку, так и не дав закончить фразу. - Забери, Серёжа. Я не смогу теперь хранить их, а девочке они могут пригодиться.
У меня внутри всё перевернулось от твоего поступка, твоих слов. Я смотрел на тебя с чувством горького сожаления. Это было нелёгкое испытание для тебя. Ты старалась держаться спокойно, но я же видел, чувствовал, как внутренне была вся напряжена, словно натянутая струна, которая вот-вот могла лопнуть от одного неверного слова… Как же ты тогда страдала! Как тебе было тяжело расстаться с этими вещами, которые ты так бережно с любовью хранила для нашего малыша…
Что же двигало твоим поступком? То ли этим сердечным даром ты ставила крест на нашей полной семье, тем самым перечёркивая свою мечту и избавляясь от всяческого напоминания о ней, то ли… то ли… но нет, ничего другого не приходило в голову. Я понял, что ты смирилась с нашей бездетностью. Как же было больно видеть тебя в этот момент! - Господи, Алёна! Ну, зачем это надо, а? Это не мой ребёнок, и я ничего не хочу для неё делать!
- Это твой ребёнок, Серёжа!
- Нет! – сердито выкрикнул я. – Не мой! Не мой! И не смей мне навязывать её!
- Серёжа… - спокойно сказала ты, - послушай и не кричи. Это твой ребёнок по законам природы – твоя кровь, твои гены. Твоя кровная дочь. И какие бы вас ни связывали в дальнейшем отношения с её матерью, малышка навсегда останется твоей дочерью.
- Алёна! Ну, что ты говоришь? Господи! Ну, какие, к чёрту, отношения с ними в дальнейшем?! – я сердито посмотрел на тебя. Но, увидев твой твёрдый с укоризной взгляд, немного смягчился. – Ну, хорошо, хорошо! Пусть всё будет так, как ты мне говоришь. Но, пожалуйста, давай между нами никогда больше о них не говорить и не упоминать?
Ты согласно кивнула головой. – Договорились, но вещи отнесёшь, - упрямо настаивала ты.
Я промолчал и тут же, спохватившись, вспомнил: - Так они же, наверное, уехали! Некому вещи нести! – обрадовался я, очень надеясь, что Люда с ребёнком и родителями покинули нашу страну, как и обещала. - Нет, они ещё не уехали, - огорошила ты меня нерадостным сообщением. - Откуда ты знаешь? – недоверчиво поинтересовался я. - Я как-то вечером видела её родителей, а Лёшка иногда перезванивается с ней. У них там что-то не получается с выездом, сложности какие-то, но они уже почти собрались, сидят на чемоданах. Так что отнести вещи придётся, - настойчиво повторила ты, прекрасно догадавшись о моём упорном нежелании видеться с Людмилой.
Я огорчённо кивнул головой. Мне стало немного обидно, что мой брат делился с тобой разговорами о своей однокласснице, а при мне даже не упоминал о ней. И мне было ужасно неприятно, что он вообще поддерживал с ней какую-то связь, наверняка, вели разговоры о ребёнке, и я испугался, что Людмила случайно или неслучайно могла проболтаться о нашей с ней случайной связи. От этой мыли мне стало жарко – посвящать в свои личные проблемы я не хотел больше никого, даже родного брата… - Так, постой! Девчонке сейчас уже почти пять месяцев! Наверное, ей уже будут малы все эти вещи! – я снова схватился за возможную соломинку, чтобы отмазаться от неприятной для меня миссии «доброй воли», навязываемой тобой.
Но ты снова покачала головой. – Я выбрала самые большие вещички и думаю они ещё подойдут ей. Хочешь, посмотрим вместе? – искренно спросила ты, усаживаясь рядом со мной и протягивая руку к пакету. - Нет! – крикнул я, отставляя пакет подальше от тебя. – Не хочу! Мне не интересно! Она мне никто! Господи, Ленка, ну, зачем ты всё это делаешь? Кому это всё нужно?!
- Тебе, Серёжа. Это нужно тебе и твоей дочке. Ты не имеешь права так просто отказываться от неё и будешь помогать ей и её матери, если будет нужно.
- Нет, Боже! Только не Людмиле, чёрт бы её побрал! Она противна мне, как ты не можешь понять!? – с языка слетело нецензурное ругательство. - Кое-кому следовало бы помыть рот с мылом! – сказала ты сердито, поморщившись. - Как бы не так, моя милая! – воскликнул я. – Она получает то, что заслужила!
Ты осуждающе смотрела на меня. Между нами воцарилась минута молчания. Потом чуть слышно ты сказала: - Она, Серёжа! Она, может и заслужила твоего презрения и ненависти! Но не твоя дочь! Мне стыдно за тебя, Серёжа, и страшно. Стыдно, что ты отказался от своего ребёнка…
- Но, Алёночка, пойми, ну не могу я полюбить этого ребёнка! Никогда не смогу полюбить ребёнка от чужой мне женщины. Не знаю, как мне ещё объяснить тебе это, чтобы ты поняла…
- Да, наверное, я могу понять тебя относительно Людмилы, но ты не можешь так говорить о своём ребёнке! Нельзя об этом говорить вслух! Она ни в чём, ни в чём не виновата! Она не просилась в наш мир! Вы сами, чудовищным образом, когда никому не нужен был ребёнок, привели её сюда, а теперь ты лишаешь её части своей любви… - твой голос дрогнул и глаза заблестели набежавшей слезой. – Не известно, как сложится вся наша жизнь и, может быть, когда-нибудь вы сможете с ней стать родными…
Я понимал, как тяжело тебе давался весь этот разговор и не хотел огорчать ещё больше. Но я не знал, что ответить тебе, потому что не понимал, как это можно любить чужого ребёнка, помогать ему… Я встал и подошёл к тебе. Обнял за голову и прижал к себе крепко-крепко. – Всё, всё, успокойся. Хорошо, я отнесу вещи, - тихо согласился я, понимая, что самая нежеланная встреча с Людмилой неизбежна – Но… может, лучше ты сама?
- Серёжа! – повысила ты голос, резко вскинув голову. – Ну, ты что? Как ты себе это представляешь?
- Нормально. Я вот представить себе не мог, что ты станешь проявлять такую заботу к совершенно чужим тебе людям.
- Они не чужие… - упрямилась ты, а мне уже было нехорошо от этого затянувшегося спора. Снова предательски заныли виски… - Чужие, Солнце! Чужие! И никогда по-другому не будет! Я никогда не смогу полюбить этого ребёнка, как бы ты ни старалась склонить меня к этому! Не хочу ничего иметь общего с этой семёй! Они мне ненавистны… все…
- Вот поэтому мне и страшно. Вдруг однажды, разлюбив меня, ты так же с лёгкостью откажешься и от моего ребёнка?
- Нет, не смей! Никогда не смей так говорить! И никогда, слышишь, никогда не называй нашего ребёнка только своим… - я сел рядом с тобой на корточки и стал неистово целовать твои ладони, с радостью понимая, что надежда на материнство всё-таки ещё жила в тебе.
Ты опустила свою голову на мою и касаясь губами жёсткого ёжика волос, зашептала: - Твой ребёнок… твоя маленькая дочь… не могу привыкнуть к мысли, что ты уже не один… вас двое и это уже навсегда… но она не моя… Не могу поверить, что ты – отец… Отец, но не моего ребёнка, не нашего ребёнка… Боже, как с этим смириться? Как жить с этим?... Как получилось, что она решила родить твоего ребёнка? Как будто ты сам хотел этого…
Я поднял голову, обнял твоё лицо ладонями, целуя всхлипывающий рот. Твои глаза были сейчас бездонными тёмными озёрами боли, и было невыносимо видеть их. Я почему-то чувствовал себя виноватым перед тобой за то, что Людмиле хватило всего одного раза, чтобы зачать ребёнка, а наши счастливые годы оставались бесплодными. И мыслей, как утешить тебя, я не находил… - Áленька, да что ты такое говоришь? Как можно хотеть ребёнка от чужой женщины? Как можно вообще хотеть чужую нелюбимую женщину? Я… не знаю, как всё получилось… Это дьявольское безумие…
- Однако, у тебя всё получилось на «отлично»… ты стал отцом… - чуть слышно пролепетала ты, и мелкие слезинки упали на мои руки горящими точками и прочертили дорожки вниз. Я не выдержал… Обычно мужчины не плачут, или делают это в крайне редких случаях, но сейчас мои глаза, наполнившись слезами, часто заморгали, и крупные слёзы смешались с твоими…
Я пытался ещё что-то говорить, но слова застревали в горле. Мне пришлось замолчать, и мы просто плакали, обнявшись, пока слезы, наконец, не иссякли.
Сереж, я начиная читать этот отрывок, почему-то подумала, что Алена принесла в пакете именно детские вещи... (я бы так именно сделала)
Знаешь Алена, большой, огромадной души человек! Наверное не все это смогут понять и принять, но я бы на ее месте поступила бы также! Это тяжело и больно было, но так правильно!
Сереж, я не могу читать твою историю, я ее слишком близко принимаю к сердцу. Читаю и плачу. Какая же Алена все-таки сильная, мудрая и душевная. при том, что ей было так больно все это осознать, но она в первую очередь думала о твоей дочери, а не о себе. И она все правильо говорила, в том что девочка ни в чем не виновата. И еще я очень понимаю ее переживания о том, что она боялась что ты мог бы ее разлюбить и так же отнестись к вашему ребенку! Я бы думала точно так же.
Знаешь, Сережа, я тоже нашла бы в себе силы простить.
С одной стороны - потому что любовь. С другой - просто справедливость. В чем?
На тот момент, детей вам никто не обещал. Их, как говорили врачи, могло не быть у Лены... но не у тебя... А если бы жизнь иначе сложилась? Получилось бы, что у тебя - здорового мужчины не было бы ребенка в этом мире. Это по молодости кажется - не страшно. Но, с возрастом, думаю, это бы тяготило тебя. На тот момент, Лена приняла единственное верное решение в сложившейся ситуации. Ты не изменял ей намеренно, у тебя не было грешных мыслей относительно Людмилы. НО, так вышло, что ребенок у тебя УЖЕ появился. Печально, что ты изначально так к нему отнесся - но, у мужчин такое отношение возникает нередко. А ты, хотя бы, поддавался благотворному влиянию относительно дочери - пусть и через силу, но был готов отнести вещи.
Если бы Лена не простила тебя, она бы поступила несколько эгоистично, на мой взгляд. Она бы тем самым наказала тебя за то, что ТЫ стал отцом. А если бы она не смогла родить, если бы не разные обстоятельства, то ты так бы им и не стал.
Вот, собственно... так. Непростая глава. В ней много горя - скрытого горя.
Хорошо, что это теперь просто экскурс в прошлое и воспоминания.
Скрытый текст:
Какое это счастье, когда тебя принимают и понимают...
Я пытался ещё что-то говорить, но слова застревали в горле. Мне пришлось замолчать, и мы просто плакали, обнявшись, пока слезы, наконец, не иссякли.
...
Мы осторожно расцепили свои объятия и посмотрели друг на друга. В глазах у обоих ещё блестели слёзы. Очень нежно мы вытерли друг другу влажные щёки. - Прости меня… - прошептал я. - Ты всегда была слишком добра ко мне.
Ты прижала пальцы к моим губам. - Ш-ш-ш, молчи, ничего не говори, - вполголоса сказала ты и покрепче прижалась ко мне, - не надо…
- Что будем делать дальше? – чуть слышно спросила ты через минуту, подняв на меня глаза.
Как ты ни старалась, в твоих интонациях ещё слышалась и растерянность, и беспокойство и я без труда расслышал их.
Я снова обнял твоё лицо своими большими горячими ладонями. – Это очень просто, - заговорил я, - дальше у нас будет мальчик, потом – девочка. Потом - ещё мальчик, и ещё мальчик, потом… ещё одна девочка! А дальше… как пойдёт!
- Серёжка! – улыбнулась ты сквозь ещё непросохшие слёзы. – Ну, я же серьёзно, а ты смеёшься?
Я покачал головой. – И я серьёзно, любимая, - поцеловал твои солоноватые трепещущие ресницы. – Ты же знаешь, я раньше совершенно не задумывался о своём будущем, как бревно плыл по течению реки… А теперь… совершенно не представляю его без тебя, без наших детей… Ты меня сделала заботливым, добрым и нежным, ранимым и сентиментальным…
- Нет, - покачала ты головой. – Нет, Серёженька, таким тебя сделали твои родители, и ты всегда был очень чувственным и ласковым.
- Нет! Без тебя я был сущим эгоистом, бессердечным, беспечным и беззаботным прожигателем жизни… Ценил только получаемые от неё удовольствия… - Нет, нет, - ты упрямо качала головой. – Просто в тебе тогда ещё дремали истинные чувства! Но они были, поверь мне, обязательно были! – тёплой ладошкой ты погладила меня по щеке.
Я схватил твои ладони, сжал тонкие пальчики, поднёс их к своим губам и жарко зашептал в них: - А ты их разбудила и открыла для меня другой мир, удивительный мир взаимных чувств, взаимного наслаждения и удовольствия… И теперь… теперь я не могу представить этот мир без тебя. Без тебя я не смогу… Без тебя я, наверное, умру…
- Глупенький ты, - ты осторожно высвободила одну ладошку и снова погладила моё лицо. – Горюшко моё луковое! Я и не собиралась уходить от тебя! Знаешь, раньше наша жизнь и мне казалась такой лёгкой и спокойной, как тихая река – ни больших порогов, ни крутых поворотов, так себе небольшие перекаты-ссоры… И любить друг друга было легко и просто! Потом жизнь преподнесла нам с тобой «сюрприз»…
- Да-а-а, можно было и полегче…
Но оба понимали, что нельзя придумать сценарий жизни. Жизнь, любовь, страсть не терпят теории. - Ну, знаешь, иногда выбирать не приходится. И мы оба испугались.
Я согласно кивнул головой.
- Нет теперь привычного нашего мира, - продолжила ты, - но у нас осталось наше богатство – наша любовь, и мы будем продолжать жить по новым правилам, с новыми обязанностями, но жить! И никто не должен умирать! Пока жива наша любовь… Наша жизнь должна быть единой, общей для меня, для тебя и наших детей. Мы же уже семья, и между нами не должно быть недомолвок, что бы ни произошло… Ты же понимаешь о чём я?
Я нежно погладил тебя по руке, которую продолжал удерживать в своих ладонях. Твоя узкая кисть неожиданно напряглась, ты взглянула на меня сверху вниз и тихо сказала: - Ты же знаешь, ты же сам обещал, что в наших отношениях не должно быть место лжи, никакой и никогда! Знаешь, что я не переношу ложь. С неё начинается недоверие. Наша любовь должна быть открытой, искренней, настоящей, а иначе – грош цена такой любви и нашим чувствам! И самая большая твоя ошибка состояла в том, что ты не доверился мне, не рассказал всё сразу… Это сильно обидело меня… Может быть, даже больше, чем твоя изм… твоя безрассудность…
- Поверь, мне бесконечно жаль. Я хотел рассказать тебе об этом сразу, но не знал как... После того, как мы помирились, было столько счастья…
- Поэтому тебе было легче всё скрыть? И если бы не случайная встреча, ты бы никогда не рассказал об этом? Люда уехала бы, и эта грязная история была бы позабыта тобой как дурной сон, так?
К сожалению, отчасти это было так. Я бы никогда, наверное, не рассказал тебе об этом случае, но и позабыть этот сон я тоже вряд ли бы сумел. - Я боялся, что ты не простишь меня, не поймёшь… Да и сейчас вижу, что всё-таки не понимаешь, а значит, я не ошибался в своих опасениях…
- Да всё я поняла, Серёженька. Поняла, простила, но сжиться со всем этим сразу не так просто. Эта история мучительна для каждого из нас. И нам с тобой надо начинать жить заново, исходя уже из сложившихся обстоятельств, и больше никогда, никогда не причинять друг другу боль. Я уверена, пройдёт немного времени, и наша любовь спасёт наш мир, только, пожалуйста, будь всегда честным…
Я согласно кивнул головой – юной неопытной девочкой ты просила обещаний, сейчас же молодая женщина ценила честность… - Я бы очень хотел, чтобы ты испытывала со мной только радость, а не боль и стыд, чтобы считала нашу встречу счастливым подарком судьбы, а не случайностью… - я снова готов был произносить слова прощения и обещаний, но ты очень ласково тронула пальцами мои губы, словно просила замолчать, взяла мои руки, поднесла их к своему лицу и утопила его в моих ладонях. Потом поцеловала серединку каждой ладони и тихо прошептала: - Я знаю…
Невозможно описать словами, в какой восторг привели меня эти два слова «Я знаю». Не было больше ни обид, ни упрёков, ни обвинений… Ты смотрела на меня своими удивительными добрыми глазами, и в их бездонной глубине я читал твою любовь, нежность и тихую радость…
Я притянул тебя к себе и поцеловал в губы, не страстно и не властно, не требовательно, а нежно и благодарно. Потом, молча, долгим взглядом посмотрели друг в глаза. Обстановка требовала разрядки, и оба понимали это.
Ты встрепенулась, протянула руку к миске с оставшимися остывшими оладьями, взяла одну, макнула в варенье и протянула к моему рту. Скормила оладью мне и потянулась за следующей. Макнула её в сметану и отправила себе в рот. Казалось, ты вся светилась от счастья. Чувственному очарованию, исходившему от тебя, не мешали даже белые усики от сметаны над верхней губой. Смешная... Я заулыбался и стёр полоски большим пальцем. А ты протянула ко мне руку и маленькая ладошка проворной рыбкой нырнула мне под рубашку. Только я знал, какие нежные у тебя пальцы. Я вздохнул, словно сваливая с плеч огромную каменную глыбу, встал, распрямился и поднял тебя на руки…
… - Ну-ка, признавайся, где ты все эти годы хранила мешок с детскими вещами?
Ты тихонько захихикала. - Лучше это ты мне расскажи, как тебе удалось так долго скрывать свою дочь от меня?
Я понимал, что эта тема была для тебя ещё болезненной, и хотя ты смирилась с этим фактом и даже уже была готова узнать об этом подробности, я сам был не готов говорить об этом, тем более в нашей постели. - Я отказываюсь говорить об этом, пока ты не расскажешь первой, - заупрямился я, заводя руками на твоём теле знакомый тебе танец.
Ты, лукаво улыбнувшись, покачала головой. Я склонился низко-низко над тобой и прошептал в самые губы: - Думаю, ты и так мне расскажешь.
Засмеявшись, ты игриво завертела из стороны в сторону головой, словно увёртываясь от моих настойчивых губ. – Нет! Тебе ничего не вытащить из меня даже клещами!
- Я смогу вытащить из тебя всё, - шептал я, продолжая ловить своим ртом твои уворачивающиеся губы. – Всё, моя сладкая… причём всего двумя пальцами… - с абсолютной уверенностью пообещал я, придав своему голосу низкий тон и максимум обольщения, и сунул руку под одеяло. - Только попробуй! – прошипела ты, едва сдерживаясь от смеха, и попыталась оттолкнуться от меня, но моя рука уже уверенно скользнула по твоему животу вниз. - Итак, начинай, - проговорил я, лаская твои чувствительные места. - Ни-за-что! – по слогам произнесла ты, всё ещё пытаясь увернуться, но тут видно показалось, что совершенно неправа и сопротивляться просто глупо. Ты ослабла, тихо ахнула и, окончательно растворившись в наслаждении, позволила мне продолжать дарить тебе тепло и нежность. - Так ты готова мне рассказать? – тихо поинтересовался я, немного притормозив ласки. - Н-нет, н-нет, - едва слышно шептала ты, цепляясь за мои плечи и закрывая глаза.
Я медленно и так близко подводил тебя к пику, что ты уже не сдерживала своих явных телодвижений. - А сейчас? – я снова усилил ласки. – Готова рассказать?
Ты льнула ко мне, сердце бешено колотилось, ноготки впивались в мою кожу на спине. - Н-нет, - твёрдо отрезала ты, шумно выдохнув, хотя дрожала уже всем телом и была на грани взрыва.
Я внезапно остановился. – Ну? А сейчас?
Ты повисла над обрывом в полном отчаянии, не взлетевшая, а готовая к падению. Обезумевшая… и я это знал. Я намеревался лишить тебя наслаждения, подводя к самому краю и удерживая там, пока ты не сдашься! Вот так доказать своё превосходство…
Конечно, ты ошиблась, вообразив, что я рассчитывал получить ответ, дав сначала то, чего безмолвно требовало твоё тело. Тело, которое умоляло тебя капитулировать. Но ты не сдалась, и наша игра неизбежно грозила закончиться обидой. Ты выпустила мои плечи и откинулась на подушки, глядя на меня измученными глазами, безмолвная и разочарованная. Я продолжал с бесстрастным видом (Боги свидетели, чего мне это стоило!), слегка ухмыляясь, смотреть на тебя. Твои губы шевельнулись, чтобы что-то сказать, но я тут же неожиданно схватил тебя в объятия. Мои пальцы вновь окунулись в твою плоть, которую минуту назад так безжалостно покинули, окончательно сводя тебя с ума, даря ощущения, которых намеренно лишили раньше…
Последний раз редактировалось SerjAnd; 07.08.2012 в 22:05.
Сереж, восстановление отношений порой долгий путь, порой длиннее, чем отношения с чистого листа... Вы прошли оба пути, есть с чем сравнить. На тот момент главное желание делать шаги на встречу друг другу, на пути примирения!
Я уверена, пройдёт немного времени, и наша любовь спасёт наш мир…
И я уверенна, что любовь спасет мир, а совсем не красота)), пусть даже маленький мирок одной семьи, но ведь все начинается с малого. А ваша любовь не только сохранила вашу семью, но и (мне так кажется) спасла многие израненые сердца, блуждающие по нашему форуму.
Как всегда в восхищении!!!
SerjAnd, да Сереж, я солидарна с Леной, читаешь тут такие стасти... аж внутри все переворачивается) Как после такого "откровения" продолжать спокойно работать? Ты мастер слова, истинный талант...