Криотерапия

[suxum]

Сообщение от Инфинитум

Ксюша и Марья Ивановна не будут цеплять тех ассоциаций, из-за которых в том числе кажется "где-то я это уже видел", они будут просто именами.

Люсю истребил на корню - обойдутся и без домработницы. Ляля одна из главных героинь - её имя надо обдумать.

[suxum]

Невысокое ноябрьское солнце зацепилось за кипарисовую аллею и вскоре спряталось за ней. Сразу же похолодало. Ника накинула халат и прошла в дом. Вера накрывала на стол. Мацони, хурма, зелёный чай без сахара и ржаные тосты. Стол, как всегда, сервирован на одну персону. Нике никак не удается, убедить Веру - есть вместе с ней. И спит Вера Берёзкина не рядом. Мало того, Ника, не уверена, ест ли, и спит ли она вообще. Во всяком случае, вопроса о комнате для неё, даже и не возникало. И ещё Вера никогда не переодевается. У бассейна она в купальнике, в столовой в простом, немного старомодном коричневом платье, наподобие школьной формы. Одежда не красит, а скорее умаляет её очевидные достоинства. Вот и сейчас она выглядит будто сошедшей со старой потускневшей чёрно-белой фотографии. Но Нику это нисколько не удивляет. Даже то, что Вера Берёзкина не отвечает на её вопросы и никогда не смотрит в её сторону, тоже не смущает Нику.
Вы, очевидно, поняли дорогие мои читатели, что Ника видит Веру исключительно силой своего воображения, и если кошмарные сновидения, наконец-то, покинули её сознание, то теперь там поселилось нечто новое, непонятное, неизвестное, но не пугающее, а умиротворяющее и целительное.
А вот Сергею Михайловичу, состояние жены, вовсе не кажется целительным. Он точно знает, что это ступор. Женщина часами сидит то у бассейна, то в комнате у телевизора, но смотрит вовсе не на экран, а в какую-то невидимую точку на стене. Ей приносят еду, она ест и пьёт, купается и спит, но выглядит отсутствующей и далёкой от действительности. Обеспокоенный состоянием Ники, Полянский, не считаясь со временем и затратами, решается лететь в Бонн к, застрявшему там, профессору Калугину. Василий Семёнович, просмотрев записи на диске, привезённом Полянским и внимательно выслушав его рассказ о некой Вере Берёзкиной, возбуждённо потирает руки и, бегая по номеру в гостинице пугающе весело кричит:
- Я знал, я догадывался, Сережа. Это сенсация! Открытие! Победа!
Сергей Михайлович, немного обескураженный его беготнёй, соглашается с давно известной истиной, что психиатры не многим отличаются от своих пациентов.
- Василий Семёнович, я страшно обеспокоен...
- Серёжа, эффект поразительный... состояние Вашей жены улучшается.
- Да уж, лучше некуда...- ворчит Полянский и трёт покрасневшие от бессонницы глаза.
- Езжайте домой, голубчик, и ждите меня.
- А делать-то мне что?
- Ничего делать не надо. Только ждать, ждать и ждать.
В аэропорту, совершенно измученный неопределенностью, Сергей Михайлович берёт билет не на Москву, а на ближайший рейс до Сочи. Он не может просто сидеть перед компьютером и ждать неизвестно, сколько времени, неизвестно, какого события. Он должен быть рядом с Никой. Второй пятичасовой перелёт за последние сутки вымучает его окончательно. Впрочем, и в этом можно найти положительный момент. Есть время подумать. Ровный гул взлетающего авиалайнера немного успокаивает. Он просит стюардессу принести ему рюмку коньяка и, опрокинув её залпом, погружается в свои, растрёпанные переживаниями, мысли.
Прежде всего, надо понять, чем опасна эта невидимая им и, абсолютно реальная для Ники, Вера Берёзкина. Ни один их разговор по телефону не обходился без упоминания о новой домоправительнице. Вера и "плавает хорошо", и "умница", и "скромница". Сегодня она то... вчера это... Ника только о ней и говорила. Если бы не камеры слежения, натыканные по всему дому, Полянский и не думал бы сомневаться в реальности этой самой Веры. Но электроника беспристрастна, а Ника нездорова и, значит, Веры просто не существует? А то, что не существует не опасно. Но, с другой стороны, Сергей Михайлович своими глазами видит анкету и приколотую к ней фотографию. В который уже раз за последнюю неделю он рассматривает фирменный бланк кадрового агентства "Ваш дом". Совершенно ясно, что это принтерная копия. Значит, бланк скачен с сайта этого агентства и заполнен рукой самой Ники. Со слов НЕСУЩЕСТВУЮЩЕЙ Веры? Чертовщина, какая-то. Фотография любительская, старая, чёрно-белая, выцветшая и пожелтевшая. На ней почти юная худенькая девушка в школьном форменном платье. Лицо милое, простое... Она действительно похожа на Нику в молодости. Более того, вполне возможно это именно её фотография. Но откуда? Из прошлого?
Воспоминания уносят Полянского в день их невероятной встречи...
Странная девушка стоит в огромной прихожей его квартиры. Серёжке немного стыдно, что он так легко смог увлечь её за собой. Он понимает - незнакомка очень голодна и измучена. Как несчастный, брошенный злыми людьми котёнок, она просто вошла в первую, открывшуюся для неё дверь. Серёжка смущён, он ищет и не находит нужных слов. Наверное, надо предложить ей ванную или, может быть, сначала покормить? С губ слетает, какая-то пошлятина на счёт ужина при свечах. Любая другая бы хихикнула или фыркнула, а эта молча, смотрит на застрявшую в Сережкиных руках авоську и трясётся мелкой дрожью. Слышит ли она его? Наверное, нет... Так, зачем слова? Он берёт нежданную гостью за руку и ведёт в ванную комнату. Там открывает горячую воду и пытается выйти, но Ника, как сомнамбула движется вслед за ним. Сережка, наконец, понимает, что делать. Повесив авоську на наружную ручку двери, он затворяет её и молча, глядя на замурзанный кафельный пол, стягивает с девушки пальто. Вода мощной струёй заполняет ванну, на полу ворох одежды. На Нике нет белья, худое тело в застаревших синяках и ссадинах, на правом запястье свежий шрам. Серёжка не смотрит ей в лицо. Он, молча, делает своё дело и через секунду последний рваный сапог летит на грязную кучу. Девушка легка, как пушинка. Он осторожно опускает её в пенную воду и пулей летит на кухню. Какой ужин? Какие свечи? С тарелкой быстренько наструганных бутеров и горячим чаем, он возвращается к Нике. Через минуту они вместе, молча, пожирают елисеевские деликатесы. В кружке Ники две таблетки димедрола, предусмотрительно брошенные туда Полянским. Ей нужно хорошо выспаться, - оправдывает своё поведение Серёжка. Но, на самом деле, он просто боится, что она проснётся раньше, чем он придёт в себя.
Сергей трижды меняет воду в ванной прежде, чем вытащить из неё свою гостью. Теперь она сытая и чистая спит в комнате деда, а он возвращается к куче грязного рванья. С этим надо что-то делать. Он не то, чтобы брезглив, но всему есть свой предел. Вряд ли в карманах такого пальто может быть что-то ценное или важное. Выбросить в мусоропровод? Нет, всё же лучше, пока, на балкон. Теперь ванна… Мыло грязными хлопьями разрисовало её стенки. Серёжка трет это художество тряпкой. Голова пуста, как воздушный шарик, желудок напротив полон, а это не способствует размышлениям по поводу случившегося. И только сердце странно трепещет, тронутое нечаянной радостью.

[suxum]

Следующий предновогодний день выдался хлопотным. Нежданная гостья, после снотворного, спала почти до вечера. Серёжка пытался придать своему дому максимально жилой вид. Но, что можно сделать за день, если не убираться годами? В лучшем случае, помыть посуду и вынести мусор. Он что-то посовал в мешки, что-то запихнул под тахту, составил к стеночке холсты в подрамниках, собрал разбросанные по всей квартире кисти и краски, и сам удивился, как же стало просторно. Стоя с двумя полными мешками мусора у входной двери, он вдруг вспомнил об одежде Ники. Прошёл мимо спящей девушки на балкон и застыл в изумлении. Грязное рваньё, кучей брошенное накануне, было сложено стопочкой, а пальто аккуратно лежало сверху. Выходит, она просыпалась ночью? О том, чтобы выбросить всё это на помойку, теперь и подумать невозможно. И он, стыдливо морщась, проверил карманы того жалкого пальто. И причина этой стыдливости была не в том, что польто было замурзанное и рваное. Никогда ещё Серёжке Полянскому не приходилось рыться в чужих вещах. Ника, несмотря на свою беспомощность и жалкость вошла в его жизнь стремительно и бесповоротно. Но молча, странно и таинственно. Так, что же ему оставалось? Он превозмог себя, и напрасно. Если что-то и было вчера вечером, то теперь, после ночной уборки, - ничего…
Сергей Михайлович и сейчас совершенно точно помнит, - ни паспорта, ни мелочи, ни носового платка, только сухие хлебные крошки. Тогда он не придал этому значения. Придёт время и это «ничего» ещё аукнется. Документы не нужны только бродячей кошке. Конечно, восстановить утраченный паспорт не трудно, но для этого существует определенная процедура, и никто, никогда не выдаст его просто со слов заявителя. Тем более, как впоследствии выяснилось, Ника кроме имени и назвать то ничего не могла. Да и имя её было скорее похоже на прозвище и Серёжка тогда подумал, что она его просто выдумала. Через год, когда, путём невероятных усилий, появилась возможность выправить Нике документы, отчество и фамилия не волновали её совершенно. За имя же своё она уцепилась мёртвой хваткой. Это обстоятельство было выгодно использовано тёмной личностью, взявшейся устроить «легализацию» и стоило Сергею лишней сотни баксов. Наверное, можно было бы пойти и официальным путём. Но помыкавшись по инстанциям, Сергей понял, что путь этот для таких, как Ника слишком долог и тяжел. К тому же, был он в то время молод и легкомысленен. Да и обстановка в стране способствовала легкомыслию. Лихие 90-е закружились и понеслись по Великой России ураганом. И чем ближе к центру, тем сильнее всё кружилось и вертелось, смешиваясь в невероятный коктейль из правды и кривды.
Вот и стала Ника - Никой Эдуардовной Власовой. А через два месяца, уже совершенно официально, поменяла свою липовую фамилию на фамилию мужа. Полянский немного успокоился, но годков через 6 или 7 случилась в его жизни встреча, которая потревожила этот покой и разбудила интерес к прошлому жены.
Был он в ту пору уже известным художником. Денег хватало на многое, и он решил побаловать и успокоить свою красавицу. А успокаивать нашлось от чего. Уже неделю Ника была не в себе от визита к гинекологу. Известнейший в своём деле профессор, оказался человеком весьма рассеянным. Полянский несколько раз предупредил его об амнезии, но тот после осмотра, опрометчиво заявил, что Ника второй раз рожать не сможет. Сергей Михайлович и сам онемел от неожиданности. Что же говорить и Нике. Второй раз! Так значит, был и первый? С женой случилась истерика. Профессор что-то лепетал, заглаживая неловкость, но потом в приватной беседе поведал очумевшему Полянскому ещё более волнующие подробности своего осмотра.
- Ваша супруга не может больше иметь детей потому, что предыдущие роды были с патологией, без патронажа, в нестерильной среде. И, вообще, непонятно, как она выжила.
- А ребёнок? Где? – шёпотом спросил Полянский.
- Ну, а мне-то, откуда знать, где ваш ребёнок. Судя по состоянию женщины, я бы сказал, что он родился нежизнеспособным.
Он ещё, что-то говорил, но Сергей Михайлович уже не слушал его, а только глупо кивал и всё время думал, как теперь успокоить жену. Она, кстати, даже и не спросила мужа о разговоре с врачом, но разом замкнулась, поникла и поскучнела. На Полянского же сюрприз от профессора повлиял, напротив, возбуждающе. Ему хотелось куда-то бежать, что-то делать. Он рылся в интернете, связывался со сведущими людьми. Он подумывал даже частного сыщика нанять, но все детективы отказывались от, заранее провального дела. Слишком ничтожна была информация о его жене. Но сюрпризы судьбы, как известно, господом Богом не нормируются. Случился и ещё один.

[suxum]

Решили в тот вечер Полянские проехаться по городу, и зашли в новый парфюмерный бутик. Там и свела их судьба с уже известной вам, дорогие читатели, Леночкой Кныш. Бывшая натурщица совершенно точно узнала Нику. Радоваться или печалиться этому обстоятельству, Полянский ещё не сообразил, но не встретиться с Еленой, втайне от жены, не смог. Любопытство это было? Нет... Скорее опасение потревожить сложившееся благополучие. Что-то нехорошее исходило от испуганной и смущенной женщины. Он разыскал её на прежнем месте работы, в том же ДСК. Леночка сделала карьеру, вышла замуж и выглядела в своём кабинете гораздо увереннее, чем при встрече в ГУМе. Полянскому показалось даже, что его визит не стал для бывшей натурщицы неожиданным. Зная её способность - обращать обстоятельства в свою пользу, и во всём находить выгоду, Сергей осторожно завёл разговор о работе и общих знакомых, надеясь, что она сама заговорит о Нике. Но Леночка, мило улыбаясь, односложно отвечала на вопросы Полянского и, ни словом, не обмолвилась о его жене…

Елена Евгеньевна проснулась от тихого царапанья в дверь спальни. Кошки у неё отродясь не было, а вот незваный гость появился и, видимо, требовал внимания. Облачившись в роскошный пеньюар, позевывая и проклиная всех родственников, она вышла на кухню. Запах свежесмолотого кофе и аппетитного вида глазунья немного уняли раздражение, и она решила снизойти до разговора со своим племянником. Надо признать, паренёк оказался довольно симпатичным и приятным в обхождении.
- Так ты - Павлик, сын…- Ляля слегка замешкалась, но молодой человек выручил её.
- Сын Ларисы Костиной. Вам от мамы большой привет и письмо, - Он начал рыться в кармане пиджака, а Ляля с трудом вспоминала эту самую Ларису, которую и видела всего раз, незадолго перед отъездом из Некрасова в Москву.
- На работу, или как?
- В аспирантуру поступать, - не без гордости, ответил Павел. - Я в Туле закончил юридический, от института направили.
В аспирантуру это ещё, куда не шло, - вроде бы даже с уважением подумала Ляля, но губки, на всякий случай, поджала. Нам, мол, хоть в Совет Министров, а квартира моя не гостиница. Племянник, будто услышав, сразу же оговорился:
-Я на недельку, максимум. Аспирантам полагается общежитие. Мне точно обещали.
Елена Евгеньевна немного успокоилась. Недельку потерпеть можно. Она отхлебнула из чашки глоток ароматного кафе. Паренёк не наглый, услужливый, да и перспективный. К ней, всё больше, абитуриенты, да челноки наезжали. Кроме того, созрел в головке предприимчивой и практичной тётушки план. Была у неё клиентка из «нужных», а у клиентки той дочь - еще год-другой и старая дева. Клиентка, из комитета по имуществу, всё жаловалась, что «…нет счастья дитю. Уж, нашёлся бы человек, озолотила бы…» Что там за дитё, Ляля не видела. Может и не красавица, так ведь и не уродина, поди, у такой-то мамочки? Была бы поставлена задача, да предложена оплата, а остальное дело техники.
- Ну ладно, Павлик, живи. Спасибо за завтрак. Ты прибери тут всё, а мне на работу. Не потопаешь, как говориться, не полопаешь.
Елена Евгеньевна, довольная собой, вернулась в спальню, натянула быстренько спортивный костюм, кроссовки и, даже не умываясь, выскочила из квартиры. В вопросах утреннего туалета она была полной противоположностью своей подруги. Потому, во-первых, что обольщать дома ей было некого. А во-вторых, проедет она сейчас в своём «рено» шесть кварталов, шмыгнёт в свою «Голубую лагуну» и сделают ей её услужливые мастера всё, что она захочет. И массаж, и прическу, и макияж, и маникюр, и, самое главное, бесплатно. Потом она переоденется в элегантный деловой костюм и будет до вечера править в своём королевстве. Жаль только - королевство маловато. Ну, даст Бог - сладится её задумка насчёт «золотого дитёнка». Порадеет мамаша из комимущества, и расширятся её владения, за счёт прилегающего помещения за стеной. 500 квадратных метров, это ж и о сауне можно будет подумать, и о минибассейне. Да, и на кафетерий для клиентов места хватит. Дельная все же я баба,- думала Ляля, выруливая со двора. А всё потому, что умна и упряма. То, что в жизни простачки, вроде Кныша, Полянского и Павлика попадаются, это ещё не выигрыш, это только лотерейный билет. Чтобы сделать его выигрышным надо, где смекалку приложить, где понаглеть, а где и власть употребить. Вот, ведь, как ловко получилось с этим рисовальщиком, с этим зазнайкой Серёженькой Полянским. Расскажи, как на духу, всю правду о его жене, разве жила бы она так, как теперь? Нары ей померещились, да небо в клеточку, когда зашёл он в профком, через день после встречи в ГУМе. Какого труда и самообладания стоили ей её улыбочки и независимый вид. Ни слова не сказала она тогда, но ведь этим бы дело не кончилось…
Поняла Ленка Федоскина и без университетов, что недосказать иногда лучше, чем промолчать или сказать полную правду. Пришёл ведь Серёженька второй раз, и прямо спросил про свою, так называемую, Нику, и поведала ему его бывшая натурщица только то, что хотела поведать. И себя уберегла и Полянского в страхе 15 лет держала. И сейчас держит. А тот человек, что в страхе живёт, много чего полезного может сделать. И делает, если она того хочет. Причём тут везение? Лишь в том Ленке Федоскиной повезло, что эта выскочка память потеряла. А ведь могла и умереть? Елена Евгеньевна содрогнулась, сглотнула набежавшую слюну и даже в зеркало посмотрела, оглядев салон позади себя, будто кто-то там, сзади, мог подслушать её мысли и узнать её тайну.

[suxum]

А Павлик в это время, ничего не подозревая о планах столичной тётушки, мыл и вытирал посуду, мурлыча себе под нос весёлую песенку про грустного капитана. Был ли он так прост, как думала его родственница? И была ли она его родственницей на самом деле?
На кухне полный порядок. И вот теперь к делу. Он проходит в гостиную и внимательно осматривает, сначала её, а потом остальные комнаты. Квартира напоминает дорогой гостиничный номер. Комфорт и роскошь, но ничего личного. Будто человек поселился здесь не надолго, оставив дома милые и дорогие сердцу безделушки. В бельевых шкафах только новое бельё. На книжных полках книги, к которым не прикасались хозяйкины пальчики. Ни игрушек, ни рукоделия… и даже пальма в углу искусственная. Внимательно, метр за метром, он исследует пространство странного, будто нежилого дома и, наконец, находит то, что ищет. Из ящика письменного стола, из самой его глубины, вынимается фотоальбом. Переплёт альбома не кожаный с теснением, не плюшевый с потёртостями на сгибах и, значит, в нём не будет старых фотографий, переложенных для сохранности, листами тонкой папиросной бумаги. К большому сожалению Павлика, он современный - такой же обезличенный, как и всё в этом доме. Снимки - цветные, максимум 10 -15 летней давности. Самые ранние из них - свадебные. Жаль, но и это больше, чем ничего. Молодой человек достаёт из кармана пиджака конверт. В нём чёрно-белые снимки. Он смешивает их с цветными и кладёт альбом на место. Насвистывая всё ту же песенку про капитана, Павлик возвращается в гостиную и ещё раз внимательно осматривает её. Подходит к искусственной пальме, долго манипулирует, каким-то маленьким прибором и, в конце концов, закрепляет его на мохнатом стволе. Одно дело сделано. Павлик переходит из гостиной в ванную. Там, стоя перед зеркалом, внимательно рассматривает свою почти юную физиономию, потом достаёт из сумки волшебную чёрную коробочку и через полчаса выходит за дверь квартиры постаревшим лет на двадцать. Лёгким прогулочным шагом доходит до метро и едет на Щелковскую. Сегодня он обязательно доберётся до бывшего мужа Елены Евгеньевны...
Накануне Павлик целый день провёл у его дома, но так не смог довести дело до конца. По причине бессознательного состояния последнего, разговора не вышло. Вовасик Кныш лежал на лавочки против своего подъезда в стельку пьяный, и достучаться до него было также невозможно, как до полена, лежавшего под его небритой щекой. Милая старушка с авоськой, проходившая мимо, поведала:
«Кажин день, после двух часов, Вовка мёртвый, а ежели нужон тебе, приходи с утра - толку больше будет. Вовка-то, со своей не живёт хотя и не разведенный. Ленка-курва, чичас на Калининском трёшку имеет, а прописана здеся. Мужик с кругу сбился, а ей наср… Сдохнет с перепою, али замёрзнеть зимой - квартирка то ей и достанется…» Бабуля всё говорила и говорила, а Павлик не верил своему везению. Столько информации, и ведь даже рта не пришлось раскрыть. На прощанье собеседница показала крючковатым пальцем на три окна Вовкиной двушки. И снова завелась про «Ленку-курву» Павлик, повернув за угол дома, всё ещё слышал её скрипучий голос…
Пройдя уже известным маршрутом через дворы, Павлик зашёл в, еще вчера примеченный, Сэконд Хенд. Через пол часа в трикотажных трениках, и великоватом курташе, он вышел на улицу, оставив свою одёжку на сохранение удивлённой продавщице. Жаль, что в магазине не было обуви. Его кожаные мокасины, совсем не вязались с новым прикидом. Делать нечего. Павлик сошёл с тротуара и прогулялся по затоптанной собачьей площадке. Мокасины, залепленные ноябрьской грязью, тут же перестали диссонировать с общим видом. В витрине гастронома, куда он зашёл за выпивкой, отразился средних лет мужчина, с больной печенью и следами запоя на одутловатом лице. Противный моросящий дождь дополнил картину. Когда приображённый Павлик нетвердой походкой подошёл к знакомой пятиэтажке, его не узнали бы ни вчерашняя старушка, опять встреченная им у подъезда, ни даже мать родная, окажись она случайно рядом. Бабуля раскрыла свой зонтик и, не взглянув на Павлика, пошлёпала в сторону гастронома. Он же расположился под грибком на детской площадке, как раз напротив Кнышевских окон. Развернул газетку и, разместив на ней нехитрую снедь и пол-литра беленькой, приготовился к томительному ожиданию. К счастью, ждать пришлось недолго. Павлик ещё и колбаску не успел нарезать, а Вовасик уже мелькнул в окне своей квартиры. Через пятнадцать минут, вновь обретённые собутыльники, сидели в тёплой и, к удивлению Павлика, довольно чистенькой кухне. Кныш, несмотря на сильный похмельный синдром, не вызвал у гостя неприятного впечатления. Было видно, что ему очень хочется выпить, но он всё же выдержал паузу и дождался, пока новый знакомый первым поднимет стакан. Павлик подумал было, что пока разговорит хозяина, сам опьянеет, но не учёл его состояния. На старые дрожжи, Вовасик захмелел быстро и пошёл у них, как раз, тот разговор, который и нужен был Павлику...

Рассказ Володьки Кныша

«Мы с ней работали вместе. Девка она была гладкая, да сладкая. Шустрая, поворотливая… Мне такие всегда нравились. Я по молодости до баб, страсть, какой охочий был. И, не стыдно сказать, ни от одной поворота не было. А эта, хоть и одета простенько, а гонор имела. Я, говорит, - девушка. Мне замуж надо. Много ты, Павло, в жизни девушек-то повидал? Вот и я - спёкся. Нашла коса на камень. Да и мать зудит - женись, и женись. Тридцать лет, а всё Вовасиком кличут - пора и остепениться.
Привёл я её, как-то в дом, она матери очень понравилась. С тех пор они вдвоём на меня насели - как сговорились. Ленка, мол, я не такая - я жду трамвая. А старуха, - женись, олух, хоть внучат на старости лет понянчу.
Ну, женился. Переехала она к нам. Ровно год всё было, как у всех. А потом она пошла с меня дивиденды за свою целку драть. Вот тогда я и понял, что не та баба хороша, что не тронута. А та, что уж и крым, и нарым прошла, натешилась всласть и мужик её для неё - первый человек. Она тебе и детей нарожает, и дом обуютит, и приласкает, как надо. А эта фифа, только-только голый зад прикрыла, и уж в дамки лезет. Ребёнка она не хочет. Мать каргой старой называет. И, что хуже всего, гулять начала, стерва. В профкоме сидит, с начальством шуры-муры крутит. Денег ей - всё мало. Стала за меня в кассе зарплату получать. Я уж от стыда на другую работу пошёл. С горя принимать начал. И ведь понял, что не люблю и не любил никогда. Положение - хоть караул кричи. Говорю ей,- разведёмся. А она мне - я здесь прописана, меняй жилплощадь. Дружок один присоветовал - ты, мол, её тряхани, покрепче - сама убежит. Тряхануть-то можно - давно руки чешутся. Но, тут повод нужен основательный. Задумался я над этим и стал за Ленкой присматривать. И, однажды, случай подвернулся. Пришёл со смены пораньше… по дороге кружку пива выпил. Думаю, - дома никого… маманя с утра на дачу подалась… жена на работе. Отдохну - футбол посмотрю. Открываю дверь своим ключом. Слышу голоса в кухне. Ленкин и ещё мужской, незнакомый. Я дверь ногой… Сидят за столом - моя и хмырь в очёчках. Щупленький такой, но взгляд колкий. Ленка вскочила и ужом вьется… вот, мол, Вовик, познакомься - земляк мой, пять лет не виделись. Ну, к чему тут придраться? Решил я схитрить. Притворился пьяным и за стол вместе с ними. А они повелись - поверили. Ленка расщедрилась - целый стакан водки налила. Я ту водку незаметно в мойку выплеснул и через минуту - рылом в тарелку… Они меня в комнату и на диван, а сами назад и дверь прикрыли. Я с минуту полежал и тихо-тихо в ванную. Между ванной и кухней - окно, а в нем - стекло со щёлкой, краской замазанное. Я к этой щёлке подобрался и жду, когда хмырь мою бабу лапать начнет. Ты, Павло, сам видишь, я мужик не хилый, вломлю - мало не покажется…но мне повод нужен. Ну вот… жду я, а они, что-то не торопятся - разговаривают. Да так серьёзно, что прислушался я к их разговору и такое про свою жену и гостя её узнал, что самому страшно стало. Короче, понял я, что Ленка одному мужику про его жену втирает, что та ребёнка в девках родила и придушила. Я того мужика знаю, он Ленку-дуру в комбинатовской столовой на стенке рисовал. Художник этот, Полянский его фамилия, в бабе своей души не чает и на многое пойдёт, чтобы тайна эта, так тайной и осталась. Сам понимаешь, дело-то подсудное. Гость Ленкин вроде бы сомневается. А вдруг, мол, она вспомнит всё. А Ленка ему, - пока курочка золотые яйца несёт надо её в курятнике подержать, а, «как вспомнит, так и в лапшу скОкнет». Я, от того разговора - ни живой, ни мёртвый… по стеночке, да на диван и глазки прикрыл. Одно дело кулаками махать и совсем другое - человека жизни лишить. Разные весовые категории получаются. Смалодушничал я тогда, Павло, - передумал жену уму-разуму учить. Да и нужда, как выяснилось, в том вышла. Через недельку Ленка с работы уволилась и на курсы косметологов подалась. А уж через месяц и совсем с квартиры съехала. Мы с маманей вздохнули. Я на развод подал, а она, гадина, на суде в слёзы – люблю, мол, и на развод не согласная. В общем, не развели нас. По сей день она в паспорте у меня, как заноза торчит. Ну, да и хрен с ней… сколь той жизни осталось? Мать померла и я за ней скоро. Печёнка у меня Павлик совсем плохая. Как бы не цирроз. Мне теперь хоть с Ленкой, хоть без неё - всё равно подыхать. Она теперь меня не касается. Ей Полянский и квартиру купил, и на бизнес денег дал. До смешного дошло. Ленка с женой Полянского - лучшие подруги. Где-то я слышал, если не хочешь от врага проблем - держи его близко. Вот и она вроде бы, как с подругой, улыбочки, то да сё, а сама за пазухой камень греет.

[Нож_мечты]

Неформат, непродаваемо)...."С возрастом женщина, к сожалению, перестаёт пахнуть девочкой. Это касается и чистюль, и замарашек. Это - физиология."...5 БАЛЛОВ)))

[irkamoya]

А хде ж продолжение-то??? Ждю!)))

[suxum]

Кныш замолчал и опять потянулся к бутылке. Павлик, чтобы, не лишиться собеседника, решил переломить ситуацию, накрыл свой стакан ладонью и, со слезой в голосе, решительно произнёс:
- Всё! Пить больше не буду. Вот ведь, что это бабьё с людями делает. Чтоб их так - перетак, и башкой об косяк. Моя стерва, тоже, - детей от меня прячет. Говорит,- пьяница. А хоть и так? Что? Не отец? Я в институте учился, мастер спорта по боксу. Я её на руках носил. Шмотки разныё из-за бугра - возами возил. Всё, брат, надо трезветь…
Вовасик, хоть и не уловил логики в словах Павла, но понял его правильно и руку от бутылки отнял.
- Прав ты, Павло, конечно. Причём тут баба, если глотка не просыхает. Прав. Но только в своём случае прав. Бросишь это дело, и вернётся жена. Куда денется? А моя мне даром не нужна, я от неё, как чёрт от ладана...

- А тебе лечиться надо.
- На какие шишы?
- Да на Ленкины. Что ж ей одной, что ли купоны стричь? Мой тебе совет - иди к ней и требуй - не дашь, мол, денег - всё художнику расскажу. Теперь тебе терять нечего. Если и не даст, так и впрямь расскажешь - хорошему человеку поможешь. Он ведь не знает, что Ленка врёт. Думает, что жена его и вправду ребёночка порешила.
- А что если и деньги с суки стребовать, и Полянскому всё рассказать?- Вовасик воодушевился настолько, что схватил бутылку и потуже завернул на её горлышке винтовую крышку.

Нет, не зря Павлик изучал в институте психологию. И двух часов не прошло с момента его знакомства с Кнышем, а дело уже было сделано. Тонко и ненавязчиво он сумел убедить одинокого алкоголика в том, что ему, в его же собственных интересах, надо навестить бывшую жену.
Сам не подозревая того, молодой человек, совсем близко подошёл к разгадке тайны, которую уже два года пытался раскрыть. Пробиваясь в таинственную комнату сквозь монолитную стену, Павлик, совершенно случайно, наткнулся на ветхую дверку, ведущую туда же. Он ещё не знал, как ему повезло, и пока не связывал жену Полянского с тем делом, которое расследовал. Ему нужно было вывести Елену Евгеньевну из состояния равновесия, что бы доказать другую её вину и дополнительный рычаг в качестве Вовасика был, как нельзя, кстати. Кроме того, обострённое чувство справедливости требовало возмездия не только за то зло, что коснулось его семьи. Подлость Леночки Федоскиной в отношении незнакомого ему художника и его жены, также должна быть наказана. Но, прежде всего, нужно привести в порядок Вовасика. Вряд ли его несчастный вид и дрожащий голос могут смутить или напугать госпожу Кныш.
Выйдя в ванную, Павлик позвонил по мобильнику знакомой медсестре из наркодиспансера. Марья Васильевна жила в Перово и приехала на такси через полчаса. Вовасик немного струхнул, увидев женщину в белом халате. Потом, очарованный её милой внешностью и добрым голосом, завалился на диван. Толи был Кныш очень пьян, толи действительно воодушевился перспективой выздоровления, но метаморфоза в образе и поведении нового знакомого никаким образом не тронула его. Недавний собутыльник, прямо на его глазах превратился в трезвого и делового Санта Клауса. Пока Марья Васильевна ставила Вовасику капельницу, Павлик умылся и, сбегав в Сэконд Хенд, вернулся оттуда с ворохом пакетов. Вполне сносный прикид. Джинсы те самые, что сам мерил, джемпер, куртка, кепка. Дёшево, сердито, и самое главное, в меру ношено. Так правдоподобнее. Пожалев ещё раз, что в магазине не продавалась обувь, Павлик, со спокойной совестью и чувством выполненного долга, распрощался с уже сонным хозяином.

ПОЛЯНСКИЙ
Дорога из Сочинского аэропорта до Гагр заняла на такси чуть больше часа. Осенью гораздо меньше машин, пресекающих границу, а шоссе, отремонтированное вплоть до города, стало не хуже чем в Европе. Уставший Сергей Михайлович, немного подремал, и вот уже знакомые эвкалипты замелькали с обеих сторон дороги. Полянский волновался. Уже почти двое суток он ничего не знал о Нике. Не надо всё-таки оставлять её одну. Ах, Иза, как тебя не хватает, - думал он, подъезжая к дому. Двое мужчин сидели в сторожке и резались в нарды. Он громко хлопнул дверью и только тогда один из них поднял голову и почти грубо спросил, - чего надо? Полянский спокойно представился. Игроки засуетились, и тот, кто спрашивал, мгновенно ретировался, а второй, будто осчастливленный его визитом, подобострастно заулыбался. Нельзя доверять этим аборигенам, - с досадой подумал Сергей Михайлович, и, молча, нажал кнопку переговорного устройства.

В своё время, когда в Абхазии ещё почти не работала милиция, он по настоянию Изольды много средств потратил на безопасность. Самые современные устройства с высокой степенью защиты были установлены по всему дому. Проникнуть внутрь постороннему или выбраться наружу, не зная пароля, было невозможно. Но и, оказать помощь, находящемуся внутри периметра человеку, если он не в состоянии сам открыть дверь, тоже нельзя. Это всегда пугало хозяина. Можно было сколь угодно наблюдать по монитору за попавшим в эту своеобразную тюрьму пленником, можно включить громкую связь и призывать его подойти к двери, можно в бессилии рвать на себе волосы, но помочь нельзя. Ника, слава Богу, отозвалась. Через несколько секунд, в металлическом чреве замка, что-то щёлкнуло, и дверь открылась. Жена, как всегда, была идеально одета, причёсана и свежа - будто сошла со страницы модного журнала. И куда только делась усталость и беспокойство. Я счастливый человек, - думал про себя Полянский, окунувшись лицом в её пышные волосы

Три дня они провели вместе и ни разу имя Веры Берёзкиной упомянуто не было. Полянский молчал, боясь напомнить, о ней жене. А Ника вела себя так, будто и впрямь забыла о своей компаньонке. Погода стояла прекрасная, и уезжать не хотелось, но в Москве ждали безотлагательные дела. В ЦДХ выставлялись несколько последних работ Полянского, и требовалось его обязательное присутствие на выставке. Ника провожала мужа до аэровокзала. Всю дорогу она уверяла его, что приедет совсем скоро и поможет ему с работой, передавала всем приветы, весело шутила и смеялась.

Регистрация билетов подходила к концу и у пропускного пункта, куда Полянские подошли, уже никого не было.
- Приезжай скорее. Я очень скучаю без тебя,- целуя жену, прошептал ей на ухо Сергей Михайлович. А потом добавил,- и беспокоюсь, мне кажется, этот новый охранник слишком молод, он мне совсем не понравился.
- Но ведь, я не одна. Вдвоём нам совсем не страшно. Ты не представляешь, какая смелая моя Вера, - вслед мужу крикнула Ника, и, улыбаясь, направилась к выходу.
Ну, что было делать? Кинуться вслед за ней, попытаться доказать, что никакой Веры не существует, или может, взять её за руку и увезти в Москву? Полянский глубоко вздохнул и, предоставив всё воле Божьей, побрёл на посадку. Он давно понял бессмысленность, и даже опасность, какого-либо вмешательства в события. Всё, что происходило с Никой, было неподвластно его участию. Надо положиться на судьбу и ждать, как советовал профессор Калугин.

ПАВЛИК
После знакомства с Кнышем, Павлик вертелся, как заведённый. Первую половину дня он проводил с выздоравливающим приятелем и милейшей Марьей Васильевной, которая ни на минуту не оставляла своего пациента. После обеда ехал домой, чтобы час-другой пошарить в интернете. Потом, с коробкой конфет, пирожными или ещё какими нибудь сладостями, спешил к своей, так называемой, тётушке. Вечером перед телевизором родственники пили чай и подолгу разговаривали. Елена Евгеньевна расспрашивала племянника о работе и зарплате, чтобы оценить его экономический потенциал. Кандидатура на роль зятя для дамы из комимущества, выходила вполне приличная. В самое ближайшее время надо было показать товар покупателю. Поэтому всё чаще разговоры сводились к приближавшемуся дню Святой Елены, который обязательно надо отметить. Планировалось, что именно в этот день, в качестве гостей, будут приглашены чиновница и её дочь. Наконец, дата приёма была названа. Следующая суббота устраивала всех кроме Святой Елены. Павлик нарочно покопался в интернете и убедился, что до истинных именин тётушки оставалось никак ни меньше двух месяцев. Впрочем, ему суббота очень даже подходила.

[suxum]

Кныш поправлялся ни по дням, а по часам. Каждое утро, приезжая в дом к Вовасику, которого уже и называть так язык не поворачивался, Павлик, к великой своей радости, замечал перемены. От природы стройный и миловидный, Кныш, очищаясь от алкоголя, становился вполне импозантным мужчиной. Марья Васильевна тоже преобразилась. Видимо, имея личную заинтересованность в результатах своего труда, она взяла неделю отгулов. Однажды появившись к обеду, Павлик увидел их за столом и начал догадываться. Чисто выбритый Кныш, в светлой хорошо отглаженной рубашке резал хлеб. Перед ним дымилась полная тарелка аппетитного украинского борща. А Марья Васильевна, помолодевшая и похорошевшая, сидела напротив с улыбкой, которая говорила сама за себя. Павлик от души порадовался этому обстоятельству. Но, однако, всё, то хорошее, что образовалось в жизни этих одиноких и не очень счастливых людей, в результате, чуть было не разрушило его, хорошо продуманный, план. Владимир Семёнович после объявления даты визита к своей бывшей супруге, вдруг наотрез отказался, что-либо предпринимать.
- Ты, Павлик, прости, может, я разочарую тебя, но мы с Машей посоветовались и решили, не надо нам никаких денег. Мы, уж, сами, как нибудь... Да, Маша?
Женщина зарумянилась и, молча, кивнула. Павлик поначалу расстроился, но потом его осенило:
- Владимир Семёнович, а ты дай-ка мне свой паспорт.
Кныш слегка удивился просьбе, но документ принёс.
- Маруся, взгляни вот сюда,- Павлик раскрыл паспорт на странице о регистрации брака. Марья Васильевна не воспротивилась, но с некоторым укором ответила Павлику, мельком взглянув на штамп.
- А я знаю, что Владимир Семёнович ещё женат, это всё устроится… со временем.
- То, что он женат ни для кого не секрет, ты смотри, на ком женат.
Она присмотрелась и вдруг отпрянула от протянутого Павликом паспорта.
- Ленка Федоскина? Та самая?
Ничего не понимающий Кныш хлопал глазами, а Павлик ответил:
- Да, та самая. Ты, Маруся, не волнуйся и расскажи Семёнычу историю про Васеньку. Может, он поймёт, что таких особ, как его бывшая, ни жалеть, ни боятся нельзя.
РАССКАЗ МАРИИ ВАСИЛЬЕВНЫ
Родители мои оба были медиками. Отец всю отечественную по госпиталям промыкался. Он, говорят, хирургом был от Бога. Первую его семью в Смоленске всех одной бомбой накрыло. После войны его начмедом военного госпиталя в Туле назначили. Мама моя там старшей медсестрой служила. Молодая была красивая и очень уж весёлая, да смелая. В общем, окрутила она отца. Зачем он был ей нужен, Бог её знает, но только, как я родилась стали они вместе жить. Ей и двадцати не было, а ему уж за пятьдесят. В госпитале, как потом мне рассказывали, по поводу моего рождения много разговоров ходило, но папа на это внимания не обращал. Я ведь точная его копия. У меня одна единственная, общая фотография сохранилась. Посмотришь и экспертизу на ДНК делать не надо. Жили мы хорошо. Во всяком случае, мне девочке, так казалось. Отец меня очень любил, баловал. До последнего работал - чтобы семья не нуждалась. Десятилетку я окончила хорошо. В медицинский поступила - другой профессии и не мыслила. Через год с папой удар случился. Я на заочное перевелась, и полгода за ним ухаживала. Похоронили мы его весной, а к Петрову дню мамочка моя другого в дом привела. Второй-то муж, не в пример папе, моложе её лет на 8 был. Руки потные, глазки масленые… Обидно мне стало за отца и противно. Собрала я бельишко кое-какое и на квартирку съехала. Трудно было, но справлялась - училась и работала. Мамаша со своим хахалем и не переживала. Им мой уход на руку. Не долго думая, они квартиру нашу поменяли, аж на Хабаровск. И осталась я в Туле совсем одна. Из родни только бабушка Дарья, да Васенька - дядя мой, материн младший брат. Жили они под Тулой в городке Некрасове. Я к ним частенько приезжала. Васенька в детстве под поезд попал. Ступню правую ему отрезало. Жили они с бабаней на привокзальной улице, не далеко от железнодорожных складов. Васенька на этих складах, по своей инвалидности, сторожем работал. Ему в ту пору около тридцати было. Приезжаю однажды - бабуля мрачнее тучи. А Васенька перед зеркалом чуб свой расчёсывает и физиономия у него счастливая - так и светиться весь. Протез на ногу нацепил, меня в щеку чмокнул, и за дверь. Я к бабуле, чего, мол, с ним? А та в слёзы. Оказалось, Васенька девушку себе завёл. Да и, слава Богу, говорю. А она в голос ревет, - Это добром не кончится. Девушка-то его - Ленка Федоскина. Ей, дурочке, еще год в школе учится. Бабаня, как в воду смотрела - через месяц случилась с Васенькой беда. Нашли его утром, после дежурства, повешенным на складе РАПКОПа. Накануне, вечером, разгружался там вагон с дефицитным товаром. Так вот… товара и половины не осталось… А Васеньку толи, повесили, толи сам он на себя руки наложил. Милиция, конечно, приехала - дело завели. А потом установили, что сам он… В кармане куртки нашли записку, что, мол, в смерти моей прошу винить Е. Федоскину. Её конечно допрашивали. Она знакомства с Васенькой не отрицала, но и вины за собой никакой не признала. Нашлись свидетели. И алиби у неё оказалось стопроцентное. А то, что она в назначенный час на свидание со сторожем не пришла, и он от этого в петлю полез - так она заявила, что это её личное дело и никого больше не касается. Моральный кодекс к уголовному не пришьёшь. Дело об убийстве прекратили за отсутствием состава преступления. Дело о хищении госсобственности так и осталось нераскрытым. Васеньку похоронили, а бабаня с горя слегла и уж не оправилась. За один год мне три могилы оплакивать пришлось. В Тулу я решила не возвращаться. Поселилась в бабулином доме и в местную больницу устроилась работать медсестрой. Пришла весна, и случилось в Некрасове ещё одно несчастье. Лично меня оно коснулось лишь боком, но последствия его изменили мою жизнь круто. Пропали у нас в городе выпускники школы - парень с девушкой. Коля Никитин и Вера Берёзкина. Ну, уж это не моя история, если Павлик захочет он тебе, Володя, сам всё расскажет. Ты поступай, как хочешь. Одно скажу, жена твоя тварь, которой и свет не видывал. Если Пашенька просит, ты помоги ему, Володя. Ради него, ради братика его, ради Васеньки, да и ради нас с тобой.

[suxum]

ЛЯЛЯ
Елена Евгеньевна готовилась к приёму гостей. Праздничный обед она сначала решила заказать в ресторане, а стол сервировать дома. Но потом, подумав, отказалась от этой затеи, посчитав её слишком дорогой. Гораздо дешевле приготовить угощение самой. Заручившись поддержкой племянника, она поехала в супермаркет. Зачем тратить бешеные деньги, когда всё, что надо, лежит на полках магазина? Прежде всего - деликатесы. Немного чёрной икры, побольше - красной. Семги в нарезке, буженины, сырокопчёной колбаски, балычка. Потом бутылку французского шампанского, бутылку пятизвёздочного коньяка, бутылку водки, на всякий случай. На сладкоё - свежайший творожный тортик, на горячее индейку. На закуску салатиков - вон их сколько на витрине. Уложилась в двести баксов, и похвалила сама себя - в ресторане всё это стоило бы на порядок дороже. Всех и «делов» теперь - зажарить птичку и красиво оформить стол. А Павлик молодец, - думала она, наблюдая за племянником. Покладистый парень, и не дурак, сразу сообразил, что развесная икра и дешевле, и попробовать можно. Попался бы ей такой лет двадцать назад, точно бы не упустила. Ну, да нечего, он и сейчас ей очень даже пригодится.

- Тёть Лен, а у Вас скатерть есть? - Спросил Павлик, ещё раз подтвердив свою деловитость.
- А ведь точно, нет. Я гостей не очень жалую, это всё ради тебя, племяш. Особый случай. Где тут товары для дома? И скатерть купим, и салфеток, и ещё… фольгу для запекания. – Она рванула в обратную от кассы сторону. Павлик, оставшись один, позвонил по мобильнику и сказал кому-то, что и сегодня, не будет ночевать дома, но, уже к воскресенью, обязательно освободится.

В субботу, с утра, госпожа Кныш вертелась без продыху. Обожглась, сломала ноготь, разбила две тарелки, порезала палец и, почти дотла, спалила индейку. Не так-то это просто, оказывается, хозяйничать без привычки. Её девственно чистая кухня наполнилась дымом и копотью потому, что она забыла включить вытяжку, а когда вспомнила, долго не могла сообразить, на какую из многочисленных кнопок надо нажать, чтобы, заработал вентилятор.

К приходу племянника тётушка так измучилась, что валилась с ног. Птичку пришлось выбросить в мусоропровод. Павлик, заварив крепкого чая, настоял на том, чтобы, уставшая хозяюшка выпила его и немного расслабилась, а сам, под благовидным предлогом, прошёл в гостиную к пальме и включил видеокамеру. Вернувшись на кухню, он, к большой радости Елены Евгеньевны, вызвался съездить в магазин за ещё одной индейкой. Но индейку жарить было уже некогда, и они решили остановиться на свиных отбивных. Через минуту после ухода племянника, в дверь позвонили. Елена Евгеньевна подумала, что это он зачем-то вернулся, не спрашивая, открыла дверь. На пороге стоял элегантный, хорошо одетый мужчина, в котором хозяйка не сразу признала своего законного супруга. Они не виделись уже лет пять, и при последней встрече Кныш выглядел не так блестяще. Елена Евгеньевна опешила, не зная, как отнестись к этому обстоятельству. Машинально она шагнула от двери внутрь прихожей и взглянула на себя в зеркало. Печальнее зрелища и придумать было невозможно: Растрёпанная, закопченная, в засаленном переднике она выглядела более чем неопрятно. Ничто так не выбивает женщину из седла, как жалкий внешний вид. Кныш, воспользовавшись её нечаянным отступлением, перешагнул порог квартиры и решительно закрыл за собой дверь. Натиск мужчины был таким неожиданным, что женщина смутилась окончательно, и, кинув ему, - я сейчас, - капитулировала в ванную. Ах, как эта была сейчас не похожа на его бывшую. Владимир Семёнович почувствовал себя прежним баловнем судьбы. Оставаться в прихожей - теперь ниже его достоинства. Он прошёл в гостиную, и удобно расположившись в хозяйкином кресле, закурил. А Ляля в это время бесилась в ванной, глядя на идеально чистые, совершенно бесполезные полки. За последние годы она ни разу, ни то чтобы макияж не делала, но даже и не умывалась дома. Сегодня не, случись этой беды с индейкой, она также, как всегда, слетала бы в «Голубую лагуну». И вот теперь, кляня Кныша за неожиданный визит, а себя за прижимистость, граничащую с жадностью, избалованная дорогущей косметикой мадам, намыливала своё ухоженное личико обыкновенным мылом для рук. От мыла кожа заблестела, но припудрить её было нечем. Кое-как расчесав волосы, Ляля, наконец, вышла в прихожую, но мужа там не обнаружила. Увидев Кныша в гостиной, она, приняв свой обычный ироничный тон, попыталась его уколоть:
- Тебя не узнать.
- Тебя тоже, - парировал Кныш, с удовольствием заметив, как жена от досады прикусила губку. – Я, собственно, по делу, и надолго тебя не задержу. Ты, я вижу, гостей ждёшь? – Он вынул из кармана плаща конверт и, поднявшись, протянул его. Ляля взяла конверт, положила его на край стола и спросила:
- Надеюсь не срочно?
- Не срочно, но важно.
С этими словами он быстро вышел из квартиры и отдышался только в лифте. Несмотря на решительный внешний вид, каждая жилочка в его теле тряслась, как в лихорадке. Жена внушала ему омерзение. Разговаривать с ней на какую-либо, а тем более на запланированную тему, было выше его сил. И он порадовался, что вчера сумел убедить Павлика, обойтись предъявлением ультиматума в письменной форме.
Павлик, купил мяса и решил съездить к метро за цветами для дам. Он хорошо рассчитал время. До прихода гостей оставалось ещё более часа. Свинина жариться быстро, тем более, что отбивные заранее готовить нельзя, а без цветов для именинницы, будь она хоть медуза Горгона, не обойтись. В цветочном ряду Павлик подошёл к самой несчастной на вид девушке. Она сильно отличалась от видавших виды акул цветочного бизнеса. Крашеная блондинка, переминаясь с ноги на ногу, грела озябшие руки под мышками и тоскливо смотрела на проносившуюся по проспекту, красивую жизнь столичных жителей. Разглядывая цветы, Павлик посмотрел на часы. Девушка спросила:
- Время не подскажите?
- Ровно четыре. Я очень тороплюсь, посоветуйте мне, пожалуйста, что подарить даме на именины, и девушке при первом знакомстве? - Молодой человек очаровательно улыбнулся, надеясь приободрить, шмыгавшую носом гастарбайторшу. Девушка захлопала длинными ресницами и, с явным малороссийским акцентом, защебетала.
- А розы? Гляньте, яки гарны.
Купив два букета, из белых для тётушки и красных для её протеже, роз, Павлик, подмигнув повеселевшей цветочнице, поспешил к машине. Да, только, напрасно. Не успев выехать на проспект, он застрял в пробке. Пробка не просто медленно двигалась, она мёртво стояла, и конца-края её впереди, не было видно. Пришлось оставить машину на обочине и добираться пешком. Дорога через дворы занимала минут сорок, и Павлик не боялся опоздать. Но судьба, распорядилась по-другому. На именины тётушки, племянник опоздал навсегда.
Дверь была не заперта. Женщина лежала в прихожей лицом вверх. Глаза её были удивлённо раскрыты. По полу, под растрепавшейся копной волос, растекалась лужица крови. Оценив ситуацию, Павлик, обойдя труп, прошёл в гостиную. Там сунул цветы в, стоящую на полу, вазу, снял с пальмы видеокамеру. Потом прошёл к холодильнику и отправил в него свинину, которой сегодня не суждено было стать отбивными. В прихожей подошёл к стационарному телефону и включил автоответчик. Запись оказалась стёртой. Нажал на кнопку повтора последнего звонка - 02. Часы показывали 16-50. На нерасторопность милиции ещё можно было рассчитывать. А, жаждущая замужества девица, и, тем более, её матушка, вряд ли опоздают к намеченному часу. Жаль их разочаровывать, но совсем не обязательно, что бы они, при создавшихся обстоятельствах встретились сейчас на его пути. Быстро собрав сумку, Павлик рванул к выходу. Внизу лязгнул и загудел лифт. Не исключено, что это дама из комимущества со своим чадом. Павлик по лестнице спустился на несколько этажей. Кабина лифта уже возвращалась, он остановил её, и благополучно съехал вниз. Внизу, от дома напротив, он ещё несколько минут наблюдал за тем, как приехала милиция, а потом, потрясённый событием, устало двинулся к своей машине.