Криотерапия

[irkamoya]

эл. адрес - точно расширение - MAI.RU??? или MAIL.RU???

[Chudolisichka]

Сообщение от suxum

Но всё это были мужчины и Ника с трудом отличала одного от другого.

Забавный и спорный вариант)))

Сообщение от suxum

Полянских сам не раз признавал, что его успехи, на восемьдесят процентов, принадлежат жене.

Сообщение от suxum

роман готовится к печати в одном серьёзном издательстве.

Так он готовится или еще нет. Ибо править пунктуацию в целом романе сам понимаешь...

Сообщение от suxum

Всё остальное, вплоть до холстов и рам, было никиной стихией.

О правилах написания именных притяжательных прилагательных

[suxum]

В своей комнате Ника ничком плюхнулась на кровать. Страшно болела голова. Мысли её всё время возвращались к оставленной в столовой анкете. Она пыталась сравнить лицо на фото со своими впечатлениями о реальной Вере Берёзкиной, но никак не могла вспомнить, ни её облика, ни разговора с ней. Недавняя встреча странным образом размывалась в сознании. Так бывает, когда пытаешься зафиксировать в памяти детали сновидения, но не сразу после пробуждения, когда они ещё ясные, а позже, через какое-то время. Вроде бы вот она ниточка, только уцепись, да не уцепишься, она машет хвостиком и всё дальше и дальше в темноту, в пустоту... А голова просто разламывается. Ника выпила таблетку анальгина и уснула. Ей опять приснился всё тот же кошмар. Но на этот раз, сон неожиданно закончился иначе. Застревая между прутьями изгороди, Ника отчётливо, на противоположенной от сада стороне улицы, увидела Веру Берёзкину. Вера, мокрая от дождя, молча и грустно, смотрела на неё.
А Полянский, между тем, снова набирает знакомый номер и говорит кому-то, что не позже чем послезавтра его жена обязательно будет в Гаграх и поставленную задачу нужно решить до её приезда. В конце разговора он называет адрес гагрского дома и дрожащими пальцами отключает трубку. Потом подходит к мольберту, берёт кисть, но руки не слушаются его. Плохо! Художник это ведь всё равно, что хирург или музыкант. Для него губительны дрожь в пальцах. Он должен работать, работать, работать...
Проснувшись, Ника не то чтобы забыла о Берёзкиной, она будто отодвинула её на задний план. Её перестала волновать проблема найма экономки. Она просто взяла и уехала из Москвы. Говорят - бедному собраться, только подпоясаться. Ника не была бедной, но в своих передвижениях в пространстве руководствовалась именно этим принципом. Живя на три дома, она так обустроила свой быт, что при переездах от одного к другому, обходилась минимумом багажа. И если на подмосковную дачу брала с собой хотя бы кошку, то на море ездила исключительно налегке.
Иза встречала её, по южному, эмоционально. Радовалась встрече и сетовала о необходимости отъезда. Оказывается, её дочь, боясь сглаза по причине двух предыдущих выкидышей, сообщила матери о своей беременности буквально неделю назад. И только поэтому, домработница, всегда очень исполнительная и ответственная, вынуждена будет оставить хозяйку, как она выразилась, «без Христа за пазухой».
Ника, вежливо отделавшись от милой, но слегка назойливой Изольды, сначала прогулялась по саду, пошепталась с золотыми рыбками в пруду, сходила к морю, и только потом зашла в дом. Везде: и в саду, и на пляже, и в доме был идеальный порядок. В гостиной пылал камин, в столовой накрывался к обеду стол, а в спальне ждал сюрприз – новый подключенный к интернету компьютер.
-Почему здесь?- спросила Ника.
-Визде хадили, брадили, сказали в эту окошку луччи видно.
Изольда в первый же вечер представила хозяйке новую повариху и одного из охранников. Это были муж и жена, приходившиеся ей дальними родственниками. Весь следующий день, исключительно по собственной инициативе, она сдавала Нике “домик”. Когда мебель, посуда, постельное бельё - всё по “гроссбуху”, заведённому рачительной домоправительницей, было сдано и принято, Ника валилась с ног от усталости. Иза целый день отчитывалась, советовала, предостерегала, напоминала, одновременно при этом считая, сортируя, раскладывая, записывая... И когда она, наконец, взяв с Ники клятвенное обещание, закрываться на ночь, ушла - Ника вздохнула с облегчением.

Утро следующего дня выдалось ослепительно солнечным. Ника, щуря глаза от света, нежилась в постели. Сейчас она встанет, выйдет на балкон, спустится к бассейну с морской водой. Голышом, ненадолго, только на пол минуточки, войдёт в бодрящую ледяную воду, а потом... Снаружи отчётливо слышится всплеск. Ника, подходит к окну и видит в зелено-голубой, прозрачной воде бассейна, купающуюся голую женщину...

Добавлено через 4 минуты

Сообщение от irkamoya

эл. адрес - точно расширение - MAI.RU??? или MAIL.RU???

MAIL.RU У меня ещё, как на грех, клава с жёсткой Д (соответственно и L)

Добавлено через 12 минут

Сообщение от Chudolisichka

Так он готовится или еще нет

Готовится.. уже третий месяц. МНОЮ готовится!!! Лисонька, не замарачивайтесь с пунктуацией. Я ещё раз сам пробегусь... Вот... уже и перед Вами стыдно за свою безграмотность.

[irkamoya]

Хе-хе, дело закручивается )))

Скрытый текст:

Отправила файлик - с правками)))

[suxum]

Сергей Михайлович страдал, когда ему приходилось делать, что-то, по его мнению, нехорошее. Он был не очень зависим от социума и его морально-этических норм, но его личный кодекс чести и достоинства яростно сопротивлялся тому, чем занимался в последнее время. А занимался Полянский подглядыванием за Никой. Будь мужчина менее разборчив в вопросах этики, можно было бы сказать, что он следил, но он именно подглядывал, лишая человека, жену, женщину, права на таинство одиночества. В их супружеской жизни, несмотря на долгий и благополучный брак, было много недосказанного, покрытого ореолом таинственности и даже стыда. И это не только успешно культивировалось женой, но и трепетно и безоговорочно принималось мужем. И вот теперь, этот самый муж, входящий в комнату жены, как на священный алтарь, был вынужден смотреть, как она засыпает и просыпается, зевает, моется, почёсывается, чистит зубы и уши, сморкается, чихает и много ещё делает того, чего не может касаться, посторонний взгляд. Да, Сергей Михайлович страдал, и его поведению не было бы прощения, если бы цель не оправдывала средства. И он подглядывал за женой, подключая к монитору компьютера то одну, то другую комнату их большого дома. Вот сейчас она проснулась и, улыбаясь, жмурится в лучах солнца, ярко бьющих в высокоё французское окно её спальни. Потом, как будто прислушивается, встаёт, подходит к окну и застывает. Жаль, что не видно её лица, она стоит спиной к входной двери, над которой в потолочный плинтус вмонтирован глазок камеры слежения. Проходит минута, вторая - Ника неподвижна. Полянский переключает монитор на обзор внутреннего дворика и бассейна, но не видит ничего такого, что бы могло привлечь её внимание. Возвращается в спальню, Ника всё в той же застывшей позе у окна. Он берёт мобильный телефон и набирает номер жены. Вызов идёт, но Ника, будто не слышит его. Полянский звонит охране. Там заявляют, что проход во внутренний дворик закрыт со вчерашнего вечера, а код доступа только у хозяйки. Ещё минута и он прикажет охране ломать стальную дверь, хотя это, всего лишь, шаг отчаяния, дверь без автогена неприступна. А Ника уже десять минут в ступоре. Но, вот всё меняется, женщина поворачивается, как сомнамбула отходит от окна и снова ложится в постель. Берёт с прикроватной тумбочки телефон и набирает номер. Мобильник Полянского звонит... Он, застывший у монитора, не сразу это понимает. Голос Ники совершенно спокоен, она говорит мужу, что на улице отличная погода и, что сейчас самое время спуститься вниз и искупаться... И что Вера уже у бассейна…
Сергей Михайлович, осматривает двор, сад, веранду, а затем и весь дом. Охранники в сторожке, повар на кухне, шофёр в гараже... Все эти помещения находились снаружи огороженного стеной периметра. Внутри за прочной металлической дверью была только Ника. Вот она в голубом махровом халате спускается к бассейну. Сергей Михайлович плохо видит её лицо, ясно лишь то, что женщина, не отрываясь, смотрит на воду. Затем подходит к кромке бассейна, сбрасывает халат, обнажая стройное подтянутое тело, и решительно ныряет головой вниз. Полянский едва переводит дух. Так бывает всегда, когда Сергей Михайлович видит купающуюся в холодной купели жену. Даже теперь, находясь в тёплом доме, за тысячи километров от этого действа, он содрогается, будто окаченный сверкающими ледяными брызгами. Никто и никогда не заставит его сделать что-то подобное. Он не понимал и даже побаивался Никиного увлечения, хотя и не показывал вида. Что-то дикое, сильное, неподвластное его влиянию, просыпалось в эти минуты в жене. Ведь, в сущности, Ника была изнеженной, тонкой и нервной натурой. Изысканная пища, дорогие наряды и украшения, мягкие манеры - всё это так не вязалось с её пристрастием к холодной морской воде. Раньше, когда в доме не было бассейна, а желание морозить своё тело уже созрело, Ника вытаскивала мужа на берег, и в любую погоду, на удивление местных жителей, качалась на волнах, разбивая о прибрежные камни его любящее сердце. Бассейн, выстроенный на гонорар от трёх полотен, проданных на престижном аукционе, немного успокоил его нервы, и он смирился с неизбежностью. Ника тоже пошла на компромисс. Конечно, в бассейне не было волны, но не было и посторонних глаз, и она смело могла купаться голышом. Полянский любовался женой. Вот она поднимается из воды, на минуту раскинув в стороны руки, поворачивается лицом к солнцу. Лучи его яркие, но ведь, наверняка, холодные, а Ника закрывает глаза и вроде бы даже нежится от тепла. Кожа её порозовела, с длинных волос струйками стекает вода... Как она хороша сейчас. Полянский, в который уже раз за последние двадцать, лет благодарил Бога за его подарок, за эту женщину, таинственно вошедшую в его жизнь, и поменявшую её в одночасье.

Это случилось в конце декабря тяжёлого и мрачного 1987 года. Конечно, он тогда был молод и, несмотря на утраты и потери, щедро валившиеся на него в этот год, воспринимал действительность с присущим его характеру оптимизмом. Он трудно, а, подчас, даже голодно, жил в огромной захламлённой квартире, оставшейся от недавно погибшего деда. Без стипендии заканчивал Суриковский институт, часто простужался и болел, но всё равно, бегал по улице без шапки и в летних туфлях. По-настоящему нуждаясь, пытался продать хоть, что ни будь, из своих работ, участвовал во всех мыслимых и немыслимых конкурсах, а когда уже совсем становилось тяжело, по одной носил на уличные развалы дедовские книги в старинных кожаных переплётах. Ему везло редко, но в тот предпраздничный день он неожиданно получил премию за первое место на какой-то выставке. Приятель на Арбате умудрился всучить иностранцу его акварельный рисунок. А знакомый букинист, видимо решивший без долгов встретить Новый год, расплатился за двухтомник Диккенса, проданный ещё летом. Сергей Михайлович, тогда ещё просто Серёжка, чувствовал себя богачом. Отложив полтинник на неизбежные коммунальные платежи и телефон, он решил устроить праздник живота, тем более что Новый год уже носился в воздухе большого города, мешаясь с запахами мандаринов и ёлок, подмигивая разноцветными огоньками в витринах магазинов. Отстояв огромную очередь в гастрономе, Серёжка накупил всякой вкуснятины и с огромным бумажным пакетом бежал домой по белому, хрустящему от снега тротуару. Да, да, в ту памятную зиму в центре Москвы под ногами действительно хрустело, а не хлюпало. Прохожие втягивали головы в воротники, а он бежал без шапки и его густая, русая шевелюра развевалась и подпрыгивала в такт его шагам. "Форс мороза не боится"- сказал бы дед, увидев эту картину и непременно отругал бы внука. Серёжка ответил бы ему, что он художник, а художники головных уборов не носят, и что он уже взрослый, и несёт к празднику целый пакет провизии... и так дальше, и всё в таком же духе продолжался бы этот воображаемый разговор, если бы...
Она стояла в парадном его дома, прислонившись спиной к батарее. Тоненькая, и от этого казавшаяся ещё более высокой и стройной, в коротком демисезонном пальтишке и резиновых сапогах. Её голые, почти синие от холода колени, мелко дрожали. Серёжка никогда-бы не подумал, что колени могут вот так трястись. Как-будто бы сами по себе, отдельно от тела. Будь деревянными, они выдавали бы дробь, стукаясь друг об друга... Она была похожа на замороженного цыпленка, лежащего в Серёжкином пакете, и сначала он просто пожалел её:
- Ты кто?
- Я? Ника.- Ответила она осипшим голосом и подняла глаза от его пакета к его лицу. Чего в этих глазах было больше; усталости, голода, интереса, безумия, надежды или страха - Серёжка так и не понял. Его поразило, как в принципе, все эти чувства одновременно могли поместиться в них.
- Ника значит победа,- пролепетал смущенный Полянский.
Потом всё было, как в тумане или во сне. Он, кажется, немного пришёл в себя только на следующее утро, или может быть в первый день нового 1988 года, или на другой день после свадьбы, или... Ему иногда думается, что он до сих пор не в себе от той первой их встречи в парадном. Была ли эта любовь с первого взгляда? Нет, пожалуй. Прежде чем влюбиться Сергей долго размораживал, отогревал, отмывал и откармливал своего замороженного новогоднего цыплёнка. Были проблемы с её здоровьем и документами, но пропали вдруг проблемы с учёбой, а потом и с работой, а значит и с деньгами. Огромная дедовская квартира постепенно превращалась в уютное и удобное жилище перспективного, а потом и известного художника, а Ника из тщедушного найдёныша в роскошную и уверенную в себе женщину.

[Chudolisichka]

Ника проживает свою жизнь в двух разных временах-эпохах? Или задумка интереснее?

Сообщение от suxum

Лисонька, не замарачивайтесь с пунктуацией.

Уже не заморачиваюсь)))

[suxum]

Сообщение от Chudolisichka

Ника проживает свою жизнь в двух разных временах-эпохах? Или задумка интереснее?
Уже не заморачиваюсь)))

Нет. Сюжет вполне реальный. Сейчас добавлю

Добавлено через 8 минут
Елена Евгеньевна Кныш в лиловой пижаме с "кружавчиками" сидела в кресле перед огромным плоским экраном плазменного телевизора. Маленькая ножка в изящной домашней туфельке покоилась прямо на смазливой физиономии Бреда Пита, счастливо улыбающегося с разворота дорогого глянцевого журнала, небрежно брошенного на пол. Определённо, есть особая прелесть в жизни, состоявшейся, одинокой, или лучше сказать, независимой женщины. Нет у неё ни мужа, ни детей, ни собаки. Скажете скучно? Грустно? Не с кем, словом перемолвиться? Кому как, конечно, а Ляле её бессемейное положение было не в тягость. Она была счастлива, совершенно искренне упиваясь покоем, комфортом и свободой. Когда-то, будучи молодой и глупой, она "сходила замуж", но вовремя опомнилась и уже много лет жила, нисколько не тревожась своим одиночеством. От огромного экрана заболели глаза. Ляля, в который уже раз подумав, что завтра же переставит кресло подальше, перебирается на широченную кровать из красного дерева, застеленную роскошным шёлковым бельём. Включает таймер сна и уже почти засыпает под привычное бормотание телевизора, как вдруг вздрагивает от звонка в дверь. На часах половина первого, кого ещё чёрт несёт, - думает она и, перешагивая через Бреда Пита, топает к входной двери. На лестничной площадке темно - опять перегорела лампочка. Елена Евгеньевна отрывается от дверного глазка и тихо спрашивает,

- Кто там?
- Тёть Лен, эт я. - За дверью совершенно незнакомый басок.
- Кто, ты?
- Павлик Костин из Некрасова.

Проходит минута или две, прежде чем хозяйка неохотно впускает нежданного гостя в дом. Какой-то там племянник, сын троюродной сестры, седьмая вода на киселе... Давно бы ей надо поменять свою квартиру на более респектабельную и безопасную, на предмет таких вот визитов. Ни домофона, ни консьержки - не дом, а проходной двор. Уже много лет она практически не общается со своей провинциальной роднёй. И всё-таки раз или два в год , кто-то из дальних родственников вспоминает о её существовании. Очень удобно, понимаешь ли, иметь в столице сестрицу и "иметь" её по мере надобности.
Сказавшись больной и тем самым избавив себя и гостя от разговоров о малой Родине, Елена Евгеньевна быстро укладывает племянника в гостиной и потом долго ворочается на своем королевском ложе. Спать уже не хочется, к тому же из головы не выходит Ника со своими мелкими переживаниями. Эх, подруга, не о том переживаешь, не о том печалишься. Елена Евгеньевна в темноте нашарила в ящике туалетного столика пачку сигарет, накинула на плечи плед и вышла на балкон. Москва с высоты 18 этажа горела ночными огнями реклам и автомагистралей. Вид этот всегда завораживал Лялю. Здесь, наверху, воздух свеж и чист. Смог и шум мегаполиса, где-то внизу, в дебрях улиц, переулков и дворов. Да, в их парадном нет консьержки, но она обожает своё гнёздышко за высоту и ничем не затенённое солнце по утрам. Тяжело и непросто всё это доставалось. В своё время приобрести такую квартиру, почти в центре города, стоило не дёшево даже человеку с достатком, что уж тут говорить о её тогдашних возможностях. Если бы не Полянский, век бы ей куковать в хрущёвке на Щёлковской. Женщина закуривает. Пальчики её слегка дрожат. То ли от ночной свежести, то ли от воспоминаний…
Полянского Сергея Михайловича судьба ей подкинула в далёкую пору трудной и скудной молодости. Сколько ей было тогда? 19? 20? Одна из многотысячной армии лимитчиков по постановлению партии и правительства, она не жалея сил и здоровья вкалывала на производстве, где москвичи работать не хотели по определению. Жила в общежитии, в комнатке на троих, питалась в рабочей столовой, одевалась так, что, несмотря на стройность и смазливость, наотрез отказывалась фотографироваться. Конечно, были и ухажёры из заводских, и танцы в парке культуры и отдыха. Но если из трёх обитательниц их комнатушки наряжалась одна, то двум другим приходилось оставаться в общаге, и лёжа на скрипучих койках с панцирными сетками, листать зачитанные до дыр книжки о небывалой любви времён Дюма и Мопассана. Или мечтать о той же любви, но уже с поправками на современную действительность. Сколько бы продолжалась такая жизнь Ленки Федоскиной не взялась бы угадать ни одна прорицательница. Все потуги, что-то изменить или поправить были тщетны, Пока однажды на завод ЖБИ, не забрёл молодой вихрастый художник по имени Серёжа. Он разгуливал по цехам, среди шума, гама и цементной пыли, вглядываясь в лица рабочих. А потом подошёл к ней и предложил написать её портрет. У Ляли тогда дыхание спёрло. Она уж было подумала, - вот оно счастье - влюбился москвич в провинциалку. Но всё оказалось гораздо прозаичнее. Как потом стало известно, к юбилею завода, администрация решила обновить панно в заводской столовой. Нанятому для этого художнику нужна была натурщица, ею и оказалась наша героиня. Конечно, Ляля пыталась в часы их уединения в красном уголке цеха, что-то такое предпринять: кокетничала, строила глазки симпатичному портретисту, но всё напрасно. Полянский уходил в работу весь без остатка и не видел её ухищрений. В конце концов, девушка прекратила свои попытки и решила удовольствоваться хотя бы тем, что время, проведённое перед мольбертом, оплачивалось ей по тарифной сетке 6 разряда. Плохо ли, - успокаивала она себя, - сидеть, сложа ручки, в тишине, тепле и покое, когда другие вкалывают без отдыха за те же деньги.
Панно получилось знатное. В группе молодых ребят и девчат, изображенных на нём, совершенно точно угадывалась работница заливочного цеха Елена Федоскина. Даже в спецовке она выглядела весьма привлекательно. Высокая полногрудая блондинка с яркими пухлыми губами и голубыми глазами удалась молодому художнику особенно хорошо. Члены приёмной комиссии остались довольны работой, а Ляля, с тех пор, просто купалась в восхищенных взглядах мужской половины коллектива. Полянский сдал панно и больше на заводе не появлялся, хотя и позванивал ей время от времени. Она, оказавшись неплохой, а главное дешёвой, натурщицей, еще несколько раз позировала и ему, и его приятелям - голодранцам, неспособным заплатить. Потихоньку связи с босоногой "богемой от живописи" порастряслись и утратились и "всё вернулось на круги своя". Ляля немного погрустила, окунувшись вновь в обыденную рутину, но уже через пару месяцев почувствовала некоторые перемены в своей жизни. Её стали узнавать не только заводские, но и многочисленные, по тем временам, гости. Мало того, её стали приглашать на различные мероприятия, встречи, собрания, митинги. Девушка становилась лицом цеха, а потом и всего завода. Поначалу ей было скучно, но потом она поняла, что вся эта общественная возня только на пользу её уставшим ручкам. В Советской стране продвижение по профсоюзной линии давало хороший шанс "выбиться в люди". Номенклатурная машина закрутилась, завертелась. Там выступила, здесь ленточку разрезала. Дальше - больше... Не успела Ляля оглянуться, а у неё уже отдельная комната в общежитии, через полгода она член профкома, через год заместитель председателя, через два председательское кресло уже грелось под её пухлым задом. Личная жизнь тоже складывалась весьма успешно. Сбылась, наконец, её мечта выйти замуж за москвича. Володька Кныш, известный на заводе сердцеед и едва ли не единственный коренной столичный житель, сделал ей предложение и увёз из общежития в отдельную двушку на Щёлковской. О чём ещё мечтать в этой жизни? Ей Богу, Ляля не знала. Не знала, пока однажды...

[irkamoya]

Мне положительно уже становится интересно))) Здорово про встречу написано - с синей курицей))) замерзшей))

Скрытый текст:

И еще файлик отправила))) получил хоть?))

[suxum]

Муж получил хорошие премиальные и отстегнул ей сотню зелёненьких на всякие "штучки-дрючки". Ляля счастливая поскакала в ГУМ. Там совсем недавно открылся новый отдел косметики и парфюмерии. Среди начищенных до блеска витрин с заморскими коробочками и флаконами она заметила нарядно одетую пару. Высокий, с роскошной шевелюрой, мужчина бережно и нежно держал под руку молодую особу в норковой шубке. Та небрежно вертела в руке пробник с дорогущими духами и что-то шептала ему на ухо. В первую секунду Лялю уколола чёрная зависть. Никогда её неотёсанный Кныш не станет вот таким элегантным, а она такой, как... О, боже! Неужели? Волна холода окатила её с головы до пят. Она быстро отвернулась и уже гораздо внимательнее рассматривала пару в зеркальной витрине. Похожа, очень похожа... но, как это может быть? Всё её внимание было приковано к женщине, но стоило мужчине повернуться в её сторону, она узнала и его. Серёжа Полянский, собственной персоной! Как изменился... впрочем, Бог с ним с Полянским. Его спутница! Ляля в зеркале поймала равнодушный взгляд женщины и окаменела, не в силах оторвать глаз. Полянский тоже смотрел на Лялю, но не равнодушно, а узнавающе, потом, вдруг, шагнул в её сторону, увлекая за собой свою спутницу. Ещё секунду назад Ляля готова была бежать от этой парочки, но теперь не могла сдвинуться с места. Отступать поздно, нужно обороняться. А, как известно, лучший способ обороны это нападение. Ляля, собрав в кулак всю свою волю, вымучено улыбнулась и шагнула навстречу.
- Леночка, познакомьтесь, пожалуйста. Ляля не дослушала Полянского, перейдя от страха в наступление, протянула руку и выдохнула:
- А мы знакомы, - и тут же пожалела о сказанном, потому что безразличие на лице женщины сменилось не узнаванием, чего она так боялась, а недоумением. Женщина определённо не узнавала её, и Ляле, на секунду, показалось, что она сама ошиблась. Но лишь на секунду потому, что спутница Полянского протянула свою надушенную ручку, широкий обшлаг рукава шубки приподнялся, и Ляля увидела знакомый, едва заметный белёсый шрам, опоясывающий обнажившееся запястье.
- Ника, - коротко и равнодушно представилась женщина, а Полянский очень внимательно посмотрел на бывшую свою натурщицу потому, что она, будто поражённая услышанным, удивлённо и глупо переспросила:
- Вас зовут Ника?


Ника жила в Гаграх уже неделю. Погода стояла прекрасная. Ночью было довольно свежо, но зато днём щедрое южное солнышко не просто заливало всё вокруг ярким светом, но и грело так, что при неосторожности можно было и "подгореть" Ника избалованная соляриями держалась стойко, а вот Верины плечи и спина сдались под натиском инфракрасных лучей. Сегодня она, по настоянию Ники, совсем не выходит на солнце. Ника одна у бассейна. На душе и в мыслях покой и порядок. Общество новой компаньонки ей приятно и необременительно. Нике кажется, что они с Верой знакомы не несколько дней, а всю жизнь. Забавно, её нет сейчас, а Ника будто чувствует Верино присутствие. Подойдёт Вера и встанет рядом, умиротворение и комфорт, свойственные только состоянию одиночества не пропадают, а усиливаются. Никин психотерапевт Василий Семёнович нашёл бы эти отношения идеальными. Жаль, что нельзя пообщаться с ним. Профессор Калугин сейчас, в Швейцарии на каком-то симпозиуме. Нике не терпится рассказать ему о том, что ночные кошмары вот уже неделю не тревожат её. НЕДЕЛЯ это целая вечность. Много лет назад, когда реальность и вымысел, сон и явь непостижимым образом путались и мешались в её измученном болезнью сознании, даже один день без кошмара был бы счастьем. Она плохо помнила свою жизнь до встречи с Василием Семёновичем. Это было что-то мутное, тревожное, сумеречное, как детские или даже младенческие страхи. Нескончаемая череда тьмы и тумана, тумана и тьмы. Только однажды, воспоминание было едва ли не отчётливым, она помнит себя в холодном парадном. Под окоченевшими ладонями чуть тёплая батарея, а прямо перед глазами авоська, набитая разноцветными сногсшибательно пахнущими свёртками. Потом были новые провалы и просветы и, наконец, совершенно ясная картина - улыбающаяся физиономия доктора в белом халате, с блестящим молоточком в сухоньких руках. Болезнь отступила, но отступление её было победоносным и мстительным. Ника, кроме своего (своего ли?) имени, не помнила из прошлой жизни нечего. Вот будто не было её в этом мире. А потом, раз - и парадное... два - и Василий Семёнович... А на третье, как и полагается, - компот из ночных кошмарных сновидений. Серёжу Полянского она приняла, сначала, как приложение к разноцветной авоське, потом, как данность в проясняющейся действительности и, лишь через годы, как подарок судьбы в награду за страдания. Конечно, она любила мужа, но больше чем любить, она хотела быть любимой ИМ, нужной ЕМУ, необходимой и единственной для НЕГО. Желание это было, порой, таким острым и пронзительным, что малейшее несоответствие Полянского идеалу любящего мужа, выводило Нику из равновесия. Шаг вправо - измена, шаг влево - предательство. Василий Семёнович объяснял это тем, что у Ники не было детей. Всю нерастраченную материнскую любовь она проецировала на любовь супружескую, подспудно чувствуя зыбкость положения женщины не подарившей любимому мужу ребенка. А Полянский мечтал об отцовстве. Поначалу, бесплодие Ники не вызывало беспокойства. Они были молоды и увлечены друг другом. Но проходили годы и вопрос, что называется, назрел...

Ника хорошо помнит приём у светила гинекологии, по великому блату устроенный кем-то из знаменитых друзей Сергея Михайловича. Профессор внимательно осматривал Нику, задавал вопросы и наконец, очень ответственно заявил, что больше детей у Ники не будет. Это "больше " обескуражило Нику. Профессор тут же поправился, и ошибка списалась на его татарское происхождение. Потом мужчины, оставив Нику в одиночестве, долго беседовали в коридоре. С тех пор о детях в доме разговора не было.

[Chudolisichka]

Сообщение от suxum

Тоненькая, и от этого казавшаяся ещё более высокой и стройной, в коротком демисезонном пальтишке и в сапогах на босую ногу.

Невозможно быть в сапогах на босую ногу для парнишки, влетающего в подъезд с пакетом с синей курицей))) Босую-то где разглядеть?
Дежавю. Весь текст - Дежавю! Я его где-то и когда-то читала! Возможно, во сне)))

Простите, я спать, но вернусь.