Форум - Мир Любви и Романтики

Форум - Мир Любви и Романтики (http://world-of-love.ru/forum/index.php)
-   О Любви в прозе (http://world-of-love.ru/forum/forumdisplay.php?f=32)
-   -   ЧУЖОЕ (РАССКАЗЫ ДРУГИХ АВТОРОВ) (http://world-of-love.ru/forum/showthread.php?t=11254)

Carrie 30.04.2008 02:33

Не знаю автора, к сожалению...
МАМА
Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг нее, как ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав свой восторг я отошел в сторону:
-Спасибо мама, - как-то застенчиво сказал я.
Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и поцеловать, прижавшись к ней. Никогда.
-И в кого ты такой неласковый, - улыбавшись, говорила мама.
-Ну, мам,- я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера поцеловала.
-Эх ты,-обхватив мою шею и теребя мои волосы, ответила она.
Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами.

Как неумолимо бежит время. Казалось, еще вчера играли с ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили, бегали беззаботними глазами по городу. Рассматривали прелести девочек в подъездах.

-У меня шоколадка есть. Вот так вот.
-Сереженька, а ты мне дашь половинку,-верещала Светка.
-А ты мне покажешь свою пипиську,-отвечал с полной серьезностью этого вопроса я.
-Ух ты!!!-лишился я половины сладкого какао.
-А потрогать можно?-застенчиво вопрошал я.
-Тогда вся шоколадка.
-Давай.

Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костянной оправе, от проблем быта.

Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания.
Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки.
- Мама, не надо. Ну за что, они сами не отдавали свои игрушки.

Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу этого так сказать маленького проступка. У маленьких - маленькие проступки.

-Ну мама, за что?-голосил я на весь дом.
-Что же ты делаешь, негодник?!
-Тебе мало игрушек?
-Я тебе в чем то отказываю, в твоих прихотях,- кричала мама, меняя фразы с кожанным ремнем. -Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю?
-А Лену? Зачем ты ее тащил за волосы по всему двору? Это же девочка.
-Я был заперт в комнате.
Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились......Эх детство.
Да, все изменилось. Все стало казатся с другой точки зрения. С более взрослой.

Дядя милиционер с усиками-стал ментом. Светка с Ленкой поменяли свои детске формы. Теперь уже не проходил шоколадный бартер. Да и мои желания возросли.
Мороженое с лиманадом поменялось на водку с пивом. Теперь за свои поступки я должен отвечать сам, самостоятельно. Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том анекдоте:

-А ты что, развелся то? Плохо что ли готовила?
-Да нет. За непосещаемость.

За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои проблемы сам; я пью с кем хочу, я прийду во столько, во сколько мне это заблагорассудится.

Я взрослый настолько, что могу сказать без зазрения совести. Назвать ее на "ты".
-Слышь, мать- дай мне пять сотен.
Дает. Иду на день рождения к Ленке.
-Когда вернешься?
-Не знаю, мам. Может завтра вечером.
Пришел через два дня, не один. С Ленкой. Мамы не было дома. Сразу на кухню.
- "Вырезано цензурой"....Даже поесть не оставила. Сложно что ли. Поворачиваюсь к шкафу. Записка.

....Я до вечера среды в командировке.

-Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться.

Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза прокрутились-три семерки вместе с носом.
Две штуки. Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До вечера, до среды.
-Ленка,-живем.

-Привет, мать. Как дела?
-Сам то как?
-Нормально все.
-Мам, ты же знаешь Ленку. Так вот. Она теперь будет жить со мной, в моей комнате.
....... ?
Ленка появилась вовремя, выручила от ответа на ненужные вопросы.
-Так-с.
-Хоть вы и знакомы, вот мам-моя девушка.
-Здравствуй, - наигранной улыбкой поприветствовала ее мама .
-Здравствуйте, тетя Катя.
-Мам, мы гулять пошли.
-Когда прийдешь?
-Когда прийдем?- Ну... не знаю, но не жди. Может опять поздно.
-Нет мам,- она будет со мной.
-Все мам, я не хочу с тобой больше разговаривать,-сказал я закрывая дверь в свою комнату.
-Денег тебе? А за что?
- Мам, хорошь прикидоваться. Ты никогда не спрашивала.
-Нет мам.- Я ненаркоман.
-Не дашь?!
-Хорошо.- Нет так нет. Я ухожу из дома.
-Покушай хоть на дорожку,-съехидничила мать.
-Да пошла ты, - хлопнул я дверью.

Улица приняла меня потоками ливня. Мокро, холодно, хоть и лето.

Ленка дура. Что еще сказать. Да, мама у меня бывает немного резкой. Но зачем бежать от меня, тогда, когда мне больше всего нужна поддержка.

-Сама ты мама - дура.
-Хорошо.
-Да, да я пойду к друзьям.
-Все пока.

Куда-то сразу подевались те, кто называл меня своим другом. Когда я остался один, без денег, без крыши над головой, под которой всем и всегда так хорошо пилось пиво, съедалось множество бутербродов. Где все? Наверное, тогда я понял, что друзей не может быть много.

Ленка ушла....Увы. Не посчитав меня за грошь. Все ушли. Я один. Да будет-вперед!

-Серега, ты понимаешь, мать приехала с отдыха,- отзвонил мне на телефон Ромка.
-"Вырезано цензурой".... опять движение сумки. Опять туда. В неизвестность.

-Привет.
-Привет.
-Ты что такая грустная?
-Скучаю.
-Я тоже.
-Лен, а я квартиру снял.
-Ага, работаю на Вднх, продавцом-консультантом.
-Зарплата какая? -с улыбкой повторяю ее вопрос. - Ну на ужин при свечах хватит.
-Прийдешь?
-Позвони ближе к вечеру.

Как мне нравится, когда она улыбается. Как пахнут ее волосы. Как она смущается, когда я расматриваю ее в душе. Все стало на круги своя.

Прошло пол года. Все в одинаковом темпе. Девушка, работа, съемная квартира. Восстановился в универе.

-Алло, девушка, да, я по объявлению насчет работы. -Нет, незаконченное высшее.
-Не подхожу?
-Нет.
-Спасибо.
-Алло.
-Да, по объявлению.
-Нет, незаконченное высшее.
-Извините.

Что не говори, ученье свет. Не всю же жизнь объяснять гражданам, чем отличается этот комбайн от этой прекрасной мясорубки. Без вышки никуда.

-Алло, Серега, здорово. Как дела?
-Здорово, Ромка, да нормально все. Сам как?
-Может вечером пивка?
-Ок. Давай.
-Да, Серега, давай только без девчонок.
-Ок.
-Все, на Первомайской, в восемь.

- Да, четыре кружки "Сибирской Короны".
-Мне мать твоя звонила, отхлебывая пиво,-говорит Ромка.- Спрашивала, что да как.
-Ну и?
-А я что. Сказал все как есть.
-....
-Сам ты дурак. Что тебе стоит. Позвони да помирись.
-И что?!
-Что, что. Скучает она, волнуется. Как никак, шесть месяцев тебя не видела. Это твоя мать, понимаешь, твоя. Одна, единственная.

Напились.

-Привет.
-Здраствуй.
-Сереж, мне Ромка дал твой телефон, мобилный ты игнорируешь.
-Мам, оставь меня в покое. Что опять? Чем я тебе опять мешаю? У меня своя жизнь.
-Ты мне никогда не мешал и не мешаешь. Ты не забыл, у тебя завтра день рождения. Прийдешь?
-Нет мама. Все хватит.
-Прости меня, сына,- опустилась в голосе мама. - Если я тебя чем-то обидела прости.

Наверное, я все-таки не совсем бесчувственный. Воздержался от грубостей.

-Ну что? Прийдешь? "Родственники" приедут.
-Посмотрим, мам.
-Можешь взять свою пассию.
-Пока.
Сколько раз слышал трель родного звонка. Сейчас все для меня как будто вновь. Испарина на руках и на лбу.
-Что ты нервничаешь,-поддевала меня Ленка.
Тру руки об джинсы. Нет бы поддержать, а она подкалывает. Молчу. Шелчек.
-Привет, мам.
-Здраствуите, тетя Катя, с именниником вас,-поздравляет Ленка.
-Привет. Поздравляю тебя.
-Спасибо мам, -с неохотой отдаваясь в ее обятия, выдавливаю я.

Carrie 30.04.2008 02:35

Гости-родственники, выпивка, домашняя еда, приготовленная мамой, улыбки, поздравления-как же все это здорово. Опять воспоминания унесли меня куда-то в детство.

-Сереж,-сказала мама, выдернув меня из воспоминаний. Сегодня твое восемнадцетилетие. Ты стал уже взрослым, - как я давно это хотел услышать, мама перевела дыхание. - Хоть мы и живем раздельно, мне тебя очень не хватает. Если я и была не права когда-то, прости меня пожайлуста.

-Мам!
-Не перебивай, сынок. Я не хочу, чтобы ты слонялся где-то, и этим подарком, я выражаю свою любовь.
Звон стекла, присоединения остальных к тосту. Я развертываю коробочку с подарком. Ключи. Мама подарила квартиру, на одной лестничной клетке, рядом, рядом с ней. Обвожу глазами гостей.

-Извините меня,- с комком в горле обрашаюсь ко всем. Я сейчас,-выхожу на болкон. На глаза накатываются слезы. Скурив две сигареты, возвращаюсь.
-Спасибо мама,-как обычно сухо говорю я.

Переехали.

Заканчиваю третий курс, работа отличная, своя квартира, девушка, которую, как мне кажется люблю больше всего на свете, полный достаток, что еще нужно в двадцать лет.

На протяжении двух лет почти и не общались-то с ней, так, если только по мелочам. Но я все равно знаю, что ей было приятно, зная что я под боком, рядом.

-Привет мам, есть что поесть- с голодным взглядом бежал я на кухню.
-А что, твоя не готовит.
-Мам, хорош заводить старую песню.

-Алло, Сергей,-это вас Евгения Николаевна беспокоит.
-Да, что случилось.
-Сергей,-мама в больницу попала.
-Что, что случилось.
-Когда скорая забирала, сказали что инфаркт.
-Алло, Николай Иванович,-это Сергей, мама в больнице, я прерву командировку.
-А что случилось.
-Я и сам толком не знаю. Позвонила соседка, сказала что скорая забрала с показанием на инфаркт.
-Да, давай, вылетай.

-Вы кем будете.
-Сын я.
-Я главврач, Сергей Александрович.
-Очень приятно, тезка.
-Да, инфаркт.
-Это серезно?
-Да. Порализовало конечности.
-Сложно сказать сколько. Сейчас ей нужен только покой и уход.
Захожу в палату.
-Ей сделали укол снотворного,-говорит тезка. Надо чтобы она хорошо выспалась.

-Привет мам. Проснулась. Ну не плачь. Все будет хорошо. Почему не можешь двигаться? От усталости.
-Что со мной. Сереж, скажи правду.
-Мам у тебя был инфаркт, поролизовало конечности.
-Нет мам, доктор сказал, что все можно востановить. Физические процедуры. Отдых. Свежий воздух.

-Мам, а давай на дачу махнем все вместе, - сказал я вечером уже дома.
-Давай, только можно тебя попросить без Лены.
-Хорошо мам,- не стал спорить я.

В дверь позвонили.
-Здраствуйте, Николай Иванович. Проходите.

Николай Иванович, одноклассник мамы, на данный момент директор банка, в котором я работаю. Опять спасибо маме, пристроила.

-Налей в вазу воды.
-Привет, Катенька. Как ты.
-Да как. Сам видишь, но обещали что поправлюсь.
-Спасибо за цветы,-улыбнулась мама.

Я вышел на балкон, покурить.
-Серега,- прервал меня от моих размышлений Николай Иванович. Мама сказала, что вы на дачу хотите съездить.
-Ага, только ведь на работу надо.
-Ну, на счет работы ты можешь не волноваться. Поезжайте. Ей сейчас отдых нужен. Побудь рядом с ней хотя бы недельку.
-Спасибо Николай Иванович.
-Ладно, давайте, аккуратно там. Я к выходным заскочу. Да, кстати, поедем ко мне, я тебе кресло инвалидное дам. Жена умерла, а кресло осталось. А то сам знаешь, в наших больницах ничего не дождешься.

Договорился с Евгенией Николаевной, медсестра с тридцатилетним стажем, да к тому же наша соседка, будет присматривать за мамой, на время моих командировок.

-Лен, ты давай тоже, не ссортесь только. Ты же знаешь, маме сейчас нельзя волноваться. Заходи к ней почаще. Меня целый месяц не будет. Все давай, мне в аэропорт надо.

Захожу в мамину квартиру.

-Да мам, на месяц. Это важная для нас поездка. Ну все давай. Смотри аккуратно здесь без меня. И с Ленкой не ругайтесь, тебе нельзя волноваться.
-Не подходит она тебе.
-Мам, все, давай не будем. Я пожалуй как нибудь сам разберусь. Ну все, я побежал - Целую ее в шеку.
-И тебе удачи.

Оставалось последнее совещание. Побрившись, спускаюсь в гостинный кафе-бар, завтракаю. Какое-то непонятное ошушение внутри, в груди. Сердце сжимается.

-Алло, Евгения Николаевна, у вас все нормально. Как мама?
-Нормально все, небеспокойся. Спит она. Я только ей укол сделала.
-Да, сегоня вечером прилечу. Ну все, до свидания. До вечера.

Как же долго тянулся этот месяц. Ну вот и все, последнее совещание окончено, мы получили этот кредит. Все, осталось только забрать из гостиницы вещи, перекусить и в аэропорт.

-Алло Сергей. Это Евгения Николаевна.
-Что, что случилось.
-У мамы был повторний приступ. Врачи не стали забирать ее в больницу, сказав что передвигать ее очень опасно. Поставили капельницу. Сейчас вот только доктор уехал. Давление стабилизировалось.
-Спасибо вам, что позвонили. У нас нелетная погода, отложили рейс на три часа.

-Девушка, милая, ну может можно что-то сделать. У меня мама при смерти.
-Я сожалею молодой человек, но от меня ничего не зависит. Все рейсы отложили. Посмотрите погода какая.
Молча сижу в баре, пью, пыскаю дым в потолок. Наконец-то объявляют рейс.

-Как это случилось.
-Сергей, не хотела говорить, но....Она сидела у окна, воздухом дышала, я подошла чтобы накрыть ее пледом, прохладно было уже, подъехала машина, а там...твоя Ленка с каким-то мужиком в машине целовалась. Машина как раз под фонарем стояла. Все видно было как на ладони. Она успела, мне и сказать только что: - Смотри Жень, я же говорю, не пара она ему, и, стала задыхаться. Я переложила ее на кровать и в скорую позвонила. До их приезда укол сделала.

Открылась дверь и зашла Ленка.

- Здрасьте. Серега, ты что не мог позвонить, - улыбнувшись, спросила Ленка.
Встаю со стула, пощечина. Она падает. Хочу добавить, но Евгения Николаевна останавливает.
- Вон из моего дома. Вон, вон "Вырезано цензурой" я сказал. У тебя час, слышишь, ровно час, чтобы отсюда убраться.
Соседка схватила меня за руки: - Тише, успокойся, не буди маму.

- Мам, я опять обкакался, - из своей кроватки улыбался я.
Она беспрекословно брала и меняла мои пеленки, посыпала присыпкой, ласково говоря:
- Ах, ты мой маленький засранец.
Сейчас прошу. Сейчас даже памперсы для взрослых есть.

- Вот так. Вот мы и переодели тебя. Ну что ты плачешь. Не плачь, не надо.- После этого приступа она уже не могла говорить. Лишь какие-то шипяще-гортанные звуки.
- Мам, ну поешь немного, - подносил к ее рту я ложку. - Нет мам, не отворачивай голову. Тебе надо сил набираться, чтобы поправиться.

Ей было стыдно, когда я менял ей памперсы, постель. Из-за этого она отказывалась от воды, от еды.

- Мам, ну ты что, в самом деле. Хоть ложку каши съешь.
- Кхшш, кхшш.
- Мам, а сколько ты за мной убирала, кормила с ложки, когда я болел. Что ты мне говорила:
- Ложечку кашки съешь и поправишься.
- Ну, вот мам, молодец. Давай еще немного.
- Кхшш, кхшш.

Я смотрю на нее, заглядываю в ее глаза, пытаясь угадать, что она хочет.

Днем она все больше спит. Соседка не отходя дежурит около нее, несет свой дневной пост. Прихожу с работы, принимаю вечернюю вахту. Мне уже везде слышатся эти звуки-кхшш, кхшш. Быстро бегу домой. Заходят пацаны. Зовут пивка попить. Вежливо отказываюсь. Отсыпают травы. Иду на балкон. Забиваю, курю, чтобы хоть как-то отвлечься. Захожу в комнату. Все по-новой. Кхшш, кхшш. Сейчас мам, сейчас. Переодеваю, кормлю.

-Да мам, сейчас телевизор посмотрим. Подкладываю ей еще одну подушку. Уже ее по звукам понимаю. Да мама, сейчас переключу. Какой-то сериал. Она их любит.

Заметная улыбка на ее лице. Она смотрит на эти картинки, а я на нее.

Боже, как ее болезнь изменила. Еще три месяца назад эта сорока двух летняя женщина вся дышала красотой. Румяное лицо, фигура. Я даже завидовал, своему директору, который пытался за ней ухаживать. Она была по истине красивой женщиной. Она так и не пересекла ни с кем свою судьбу после смерти отца. Сейчас же одеяло скрывало тело скукоженной, морщинистой старухи. Кладу к ней на грудь свою голову, укрываясь ее рукой. Засыпаю. Снится детство.
- Ааа, мама больно,- орал я на весь двор.
- Что случилось, обнимая меня, - спросила мама.
- Я с дерева упал, показывая свои руки, которые были все в занозах, - плакал я.

Она меня уложила на кровать, смазала йодом ссадины. Я помню только ее руки, которые могли незаметно вынуть все занозы, погладив, убрать боль. Как же мне сейчас хотелось вытащить занозу из ее сердца.

Проснулся от шума телевизора. Осторожно встал, чтобы не тревожить маму. Иду на кухню, выпить стакан воды. Возвращаюсь, накрываю ее, наклоняюсь поцеловать. Холодный ветер, распахивая окно, врывается в комнату. Холодное лицо, с застывшей улыбкой.

Ночной ветер трепет волосы, дает забыться, успокоиться. Надышаться можно только ветром.
Два дня на даче. С детства не переношу процедуры подготовки к похоронам.

Отпетые священником псалмы, плач женщин за моей спиной, горсть земли в руках. Последний путь.

-Серега ты идешь, - окликнул меня Ромка.
-Нет, вы идите, я побуду еще.

- Мамка твоя? - вывел меня из раздумий чей-то голос. Это были могильщики.
- Да.
Они присели рядом. Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
- Меня Кузьмичом все кличут, а это дружище мой - Колян.
Помянули.
- А моя мамка вот, рядом покоится, -показывая рукой на соседнюю могилу, проговорил Кузьмич.
- А твоя, - обратился я к Коляну.
- Я ее не знаю. Я из детдома.

Помолчали. Колян сбегал еще за бутылкой водки.

- Давайте, - сказал я, наполняя стаканы, за всех живых матерей-здоровья им, и, за всех ушедших - пусть земля им будет пухом.

Carrie 30.04.2008 02:36

Я поднял к небу влажные глаза:

- Посмотри мама на этих славных детишек. Как ты и хотела: мальчик и девочка. На мою жену, на этот залитый солнцем двор. Прислушайся. Ты слышишь? Шум волн, крики чаек. Это была твоя мечта, иметь домик на берегу моря, видеть меня счастливым. Посмотри же - я счастлив, только мне не хватает тебя.

Легкий ветерок качнул кресло-качалку. На секунду мне показалось, будто она сидела в нем и смотрела на все это такими же счастливыми глазами, как и я.

Солнце озарило землю. "Земля в иллюминаторе видна. Как сын грустит о матери". Эх... Земляне.

Почему- то вспомнились слова из книги Г.Г Маркеса "Сто лет одиночества":

- " Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник ".

Сто лет одиночества прошли. Я возвращался на свою родную землю, о которой я никогда не забывал и не забуду. На землю, где покоится прах матери.

Издалека заметил, покрашенную ограду, ухоженную могилу, свежие цветы на ней.
-Не обманул Кузьмич. Присматривает ,-каким-то теплым чувством разлилось по телу.
Открыл калитку, зашел, присел на скамейку: -Здравствуй, Мама. Я дома.

P.S. Человек. Подойди к двери. Позвони или постучи. Откроет женщина. Одна единственная, любящая тебя бескорыстно, без обмана. Это твоя Мать, понимаешь, твоя, единственная. Просто обними и скажи: - Здравствуй мама. Я дома.

Грешная и одинокая 03.05.2008 17:39

Пашка был просто классным парнем! Они познакомились в ночном клубе на дне рождения их общего друга. Юля с первого взгляда выделила из группы людей, сидящих за столом, этого симпатичного загорелого парня, который держался просто и естественно. Рядом с ним было уютно и весело. Он совсем не стремился произвести впечатление на окружающих. Но почему-то получалось так, что решающее слово, самая смешная шутка принадлежали именно ему. Особенно поразила Юльку его улыбка - нежная, обаятельная, какая-то по-детски застенчивая... Она обезоруживала сразу, притягивала, словно магнит.

На танцполе ему тоже не было равных. Он танцевал так, словно всю жизнь только этим и занимался. Потом Юлька убедилась, что и все остальное в своей жизни Пашка делал именно так - легко и естественно.


... Они поженились через два месяца. Выходя из загса, Пашка подхватил Юлю на руки, прижался губами к ее щеке и прошептал:

- Я люблю тебя! И обещаю беречь тебя всегда!

... Его работа отнимала очень много времени - переговоры, поездки, встречи. Наверное, так и должен "вкалывать" человек, в двадцать шесть лет занимающий пост вице-президента престижной фирмы. Но Юлю все больше начинали раздражать его поздние возвращения с работы, бесконечные командировки. Сильнее всего она ненавидела Пашкин телефон - он начинал трезвонить с раннего утра и замолкал далеко за полночь.

Пашка чувствовал себя виноватым, пытался устраивать маленькие семейные праздники. Его фантазия была неистощима - от романтического ужина в экзотическом ресторане до внезапной поездки на выходные к морю. В такие часы Юлька чувствовала себя самой счастливой! Но праздники заканчивались, и она снова начинала злиться, все чаще устраивала "разбор полетов" по каждому поводу. Даже Пашкина улыбка не могла теперь обезоружить ее...

Подруги завидовали ей, а она чувствовала себя все более несчастной...

Пашка хотел ребенка. А Юле казалось, что незачем сразу обременять себя таким "грузом".

...В этот вечер она была просто вне себя от ярости. Ну, еще бы! Месяц назад пообещала подруге быть на ее дне рождения вместе с мужем. А этот "муж" позвонил за несколько часов и виновато сообщил:

- Солнышко, не сердись! У меня срочная встреча. Если хочешь, сходи сама. Юрик тебя отвезет (Юрик был Пашкиным шофером).

- Может, мне с Юриком и пойти?! - гневно спросила Юлька и бросила трубку.

Теперь она ждала Пашку с работы, чтобы "популярно" объяснить ему, что так поступать могут только последние гады и что если работа ему дороже, то она, Юлька, может просто исчезнуть из его жизни!..

... Пашка извиняюще улыбнулся с порога - в этот раз улыбка получилась какой-то вымученной и потому особенно виноватой.

- Прости меня, - устало сказал он.

Но Юлька не напрасно готовилась полдня, чтобы "сдаться без боя"! Ее монолог получился в лучших театральных традициях - исполненный пафоса и патетики! Пашка молча сидел на диване, глядя в пол. Он не пытался, как это бывало раньше, смягчить ситуацию, разрядить ее шуткой. Когда Юлька замолчала, поднял на нее усталые глаза.

- Все, я больше не могу! - рыдающим голосом издала Юлька последний "залп". - И я ухожу!

Пашка несколько секунд молча смотрел на нее, потом тихо сказал:

- Тогда лучше я...

Поднялся, пошел к выходу... Не ожидавшая такого поворота событий Юлька только молча смотрела ему вслед...

... А утром позвонила его мама и сказала, что этой ночью Пашка умер от сердечного приступа...

***

Пашку она увидела в церкви, переполненной людьми, пришедшими проститься с ним. Он лежал в гробу, чуть склонив голову набок, и ей казалось, что он виновато улыбается ей, извиняясь в последний раз...

Оглушенная болью потери, она не сразу постигла смысл случившегося. А через несколько дней, сидя в пустой квартире, перебирая фотографии, запечатлевшие навсегда их недолгую семейную жизнь, она вдруг осознала, что именно эти мгновения рядом с Пашкой и составляли ее огромное, но такое короткое счастье!.. Она беззвучно зарыдала, уткнувшись лицом в подушку, еще хранившую запах его одеколона...

... Утром, совершенно разбитая, Юлька бродила по квартире, машинально собираясь на работу. И внезапно совершенно отчетливо поняла - ее жизнь окончена!

Пашка любил ее, его любовь была безгранична! А она мелкими придирками портила его короткую жизнь. И так и не успела сказать последнее "прости!" Значит, она должна пойти ТУДА, к нему, и ТАМ все рассказать, объяснить, чтобы Пашка понял, что и она любила его - неумело, глупо, но любила!

...Вечер опускался на город. Юлька стояла у окна, сжимая в руке пачку снотворного. Смотрела на окна соседних домов, в которых загорался свет. И с завистью и тоской думала, что сейчас туда возвращаются счастливые люди, счастливые семьи... А может, кто-то также бездарно и безжалостно топчет свое счастье, как это делала она?!

Юлька принесла стакан воды, устало опустилась на кровать. Автоматически доставала одну таблетку за другой, выкладывая их на прикроватный столик. Потом легла, свернувшись в комочек. Таблетки смутно белели в темноте...

"Ну, вот и все, - устало подумала Юлька. - Я во всем виновата... Я погубила Пашку... И я все исправлю..."

При мысли о муже слезы потекли по щекам. Она беззвучно глотала их, глядя в потолок. Потом протянула руку к таблеткам...

И внезапно отдернула ее - почему-то страшно показалась умирать ночью, в одинокой темноте. И Юлька решила подождать до рассвета - утром все будет проще.

"Подожди до утра, Пашенька!" - прошептала она в темноту.

Свернулась калачиком на кровати. Почему-то вспомнила, как на выходе из загса Пашка прошептал ей: "Я буду беречь тебя всегда!.."

Во сне она увидела Пашку среди ветвей черемухи. Он стоял, залитый солнечным светом. И строго смотрел на нее.

"Пашка!" - Юля тянулась к нему изо всех сил.

Но он продолжал стоять на месте, все также требовательно глядя Юльке прямо в глаза.

"Прости меня!!!" - она кричала ему, хотела, чтобы он услышал, понял, простил...

И Пашка улыбнулся... Улыбнулся той самой застенчиво-нежной улыбкой, поразившей ее с самой первой встречи. Улыбнулся и сделал шаг навстречу... Юлька увидела, что он держит за руку белокурого синеглазого малыша, так похожего на Пашку.

- Держи, - улыбаясь, он подтолкнул малыша ей навстречу. - Это Пашка-младший... Береги его...

Малыш сделал несколько шажков к Юльке, уткнулся личиком ей в живот...

...Юлька вскочила, села в кровати, оглянулась вокруг. Ей вдруг показалось, что Пашка где-то здесь, рядом...

Ветер легко качнул занавеску на окне, потом чуть сильнее. Внезапно резкий порыв ветра рванул занавеску, и она опрокинула стакан с водой, таблетки рассыпались по полу. Юлька вздрогнула - Пашка выполнил свое обещание - беречь ее всегда!..

Зарыдав, она упала на постель. И вдруг почувствовала, как нежно, но настойчиво что-то шевельнулось в животе. Юлька замерла. Это был ее ребенок - Пашка-младший...(c)

Wand 08.05.2008 11:37

Я не доверяю своему любимому. Как это возможно!? Я не доверяю тогда Создателю и себе! Я создана по образу и подобию его. Мой любимый Бог! Он все может! А я сомневаюсь. Я это не верю! Это просто абсурд. Такая чудовищная неосознанность! Тем, что я все время пытаюсь ему помочь, указываю на его ошибки. Я подчеркиваю несовершенство в нем. Мой любимый – само совершенство. Мой любимый – это Вселенная, это все и это совершенно. Просто быть рядом! Быть рядом с доверием, уметь ждать. Какой смысл в том, чтобы делать его слабым своим недоверием и сомнением? Какой смысл становиться слабой самой? Каждый раз, направляя свое внимание снова и снова на несовершенство, я сама становлюсь слабой. И ему мешаю этим.

Я перестала восхищаться им. Как это возможно? Ведь нет в мире второго такого, он просто уникален. Я внутри всегда восхищаюсь им. А почему же проявляю наружу обратное, неудовлетворенность, недоверие, сомнение и т.д.?

Я просто не осознаю своей агрессии. Сейчас я осознаю это. Все мое поведение, нападки, уколы, требования, желания, слезы, давление …. Это подобно атаке. Я воюю не замечая этого. Я агрессор.

Бог мой, как ты можешь все это терпеть до сих пор? Я восхищаюсь тобой, твоим умение ждать, твоим терпением, твоим умением любить, твоей осознанности. Ведь именно таким я хотела тебя видеть, когда заказывала, но не смогла распознать в себе происходящего.

Твоя любимая оказалась с палкой. Такое смешное и глупое зрелище. Мне больше не нужна палка. На моей палке распустились листочки и зацвели прекрасные цветы. И я, пожалуй, посажу ее, пусть она растет и цветет, как ей это предназначено, на радость нам. Она станет прекрасным, могучим, красивым, цветущим и плодоносящим деревом. Под ним мы найдем уют, покой, радость, пищу, тепло, любовь.

Спасибо тебе любимый, что ты есть, что мы смогли встретиться в этой бесконечной Вселенной, за то, что ты такой прекрасный, за то, что ты умеешь ждать. Я знаю, я натворила немного кармы своими действиями, мыслями и словами. Ты, пожалуйста, не прячься очень далеко. Я жду тебя.

Дитя Юпитера 23.05.2008 16:45

Отрывок из книги Илья Малькова "Сказки нашего леса"
Добрая глупая сказка с двумя концами.

-Вначале он написал две сказки. Одну глупую и добрую, а вторую – чересчур правдивую. Потом пару раз перечитал их. И отправил правдивую сказку в огонь забвения. Пусть почитают о любви.

Вначале были только волки. Они жили стаями, но не имели привязанностей – каждый за себя. Они любили, но при случае расходились, не жалея и не пытаясь удержаться вместе. Они пили горячую кровь своих жертв и грызли глотки сородичей. А те, кто не желали такой жизни, изгонялись из стаи навсегда. Позже они стали псами, но где-то глубоко-глубоко внутри них еще текла волчья кровь, кровь предков. Тут-то сказка и начинается…
Жил да был в одном лесу Пес. И так уж получилось, что жизнь у Пса была нелегкой (сам виноват, дуралей такой!) и он очень скоро состарился. Нет, не телом и, пожалуй даже, не духом. А, скорее, душой, чем-то таким, что часто ныло у него под сердцем. В один ужасный день Пес понял, что у него нет настоящих друзей, а потом еще потерял и подругу (или, кто знает, может, он понял, что большинство тех друзей, которые у него были – не настоящие друзья? В мире все так сложно устроено…). Пес носился по лесу, творил всякие глупости, а потом выдохся совсем.
И остался Пес один: ни друзей, ни любимой. Тогда-то Пес и постарел, изменился: стал сдержанным, преданным, честным. Хотя и не без легкой ревницы…
Самое интересное, что какое-то время его такая жизнь устраивала вполне. Он неплохо существовал, можно даже сказать, ему нравилась его жизнь. И только редко-редко кто-то мельком видел, как он грустит, глядя на луну своими большими глазами. Он мечтал, чтобы в его жизни появился тот зверек, которому он сможет посвятить всю свою верность; и тот зверек, который эту верность примет, но не станет ею специально пользоваться, зная, что так может ранить и обидеть Пса.
И вот однажды в лесу произошел потоп. Вода все прибывала и прибывала. И так получилось, что на одном клочке земли оказалось сразу очень много животных. Мудрый Филин тогда сказал: «Раньше, чем через пять лет, потоп не схлынет, даже не ждите». Пес беззлобно ухмыльнулся и улегся у кромки воды – наблюдать за зверями, собравшимися вместе.
Он всех их видел раньше: зайцев и лосей, ворон и стервятников, волков и гиен. Всех подобных животных он лицезрел по много-много раз. «Все как всегда», – подумал Пес и чуть было не задремал.
И тут он увидел этого Зверька. Такого странного, что поначалу даже опешил. Хотя, нет, он увидел его еще раньше – до потопа. Тогда так и не сумел определить, что же это за Зверек такой. Пес подошел к Зверьку и заговорил с ним. Стал внимательно его рассматривать – он не хотел сломя голову кидаться в пекло, как это было раньше. Не хотел банальностей.
Они оказались очень разными. Очень разными. Вначале Псу это не понравилось, не понравилось на автомате, так сказать. А потом он проникся. Ведь опыт подсказывал ему, что когда двое имеют очень много общих увлечений, говорят без умолку обо всем и сразу, то скоро становятся друг другу не интересны; они не расширяют Вселенную друг друга, им лишь становится тесно в одном узком пространстве на двоих.
Вскоре Пса словно огорошило – оказалось, что этот Зверек очень откровенен. Он не боится говорить о себе то, что всегда скрывают другие. И Пес тоже не молчал – говорил о себе. Так прошло немного времени. Один говорил, второй слушал; и наоборот. Псу показалось, что зверек не очень-то и счастлив – у него, как выяснилось, жизнь была не легче, чем у Пса.
Пес стал замечать, что мордочка Зверька (ну… такая, с хитрецой и легеньким пушком, а порой и совсем хитрющая!) становилась для него все милее и милее. И он сказал себе: «А почему бы и не рискнуть?! Только не так как раньше – а сразу, честно, в лоб. И если все получится, то останусь с ней надолго…»
Тогда Пес подошел к Зверьку и сказал:
«Ты можешь меня выслушать? Не перебивая?»
«Попробую» – хитро и немного вызывающе подмигнула Лисокошка (да-да! Это была именно Лисокошка – причудливый такой Зверек!).
Пес вздохнул и начал:
«Я не люблю поспешно говорить много громких слов, за которые потом будет и обидно, и больно, и стыдно. Не люблю при каждом случае кричать про Любовь и Вечность, не переношу необдуманных Клятв, что потом обращаются в пыль. А потому скажу честно, то, что можно сказать сейчас: ты мне очень нравишься. Нравишься ни за что, просто так. Нравишься очень. Давай попробуем быть вместе. Нам не нужно проводить вдвоем все наше время; не нужно отдавать друг другу больше, чем у нас есть; не нужно пытаться в корне переделать друг друга. Не нужно сажать друг друга в клетки. И, кто знает, может, когда-нибудь мы так обтесаемся, что половинки душ совместятся без единого зазора, без единой трещинки. Нужно просто попытаться и не торопиться.
Сегодня – да-да вот прямо тут – я хочу попросить тебя сделать одно из двух: сказать «прощай» или обнять меня», – Пес вдруг остановился и более не сдвинулся с места, – «Я совершенно точно обещаю отдать тебе – всю свою преданность, всю терпеливость и все понимание. Но ты каждый миг помни, что даже преданность пса не безгранична, если постоянно подвергается испытаниям со стороны той, кому он предан.
Скажи «прощай», если совсем-совсем от меня ничего не хочешь, не хочешь узнать меня, не хочешь попытаться сблизиться. Скажи так, если хочешь видеть во мне только друга. Тогда между нами Навсегда вырастет ледяная стена.
Подойди и обними, если хочешь рискнуть.
Но я сейчас не сделаю к тебе ни одного шага, так как и так уже сделал немало шагов. Теперь твоя очередь принимать решение, ведь если решения принимает только один, то у пары ничего не получится…»

-А дальше у этой истории есть две концовки. И обе хорошие, но вторая слегка грустная.

- Лисокошка мягкой поступью подошла к Псу и обняла его. А он обнял ее в ответ, лизнул ей ухо и сказал кое-что очень важное:
«Один раз ты промолвила, что Кошка всегда говорит правду, а Лиса всегда хитрит. И это не дает нормально жить им обоим. Тогда я предложил пристрелить одно из животных. А ты спросила: какое?
Сегодня же я хочу сказать, что видел много Кошек и много Лисиц. Они все похожи и никто из них мне не нравится. Если ты, мой Лисенок-Котенок избавишься от одной своей сущности, то, скорее всего, я не узнаю в тебе того, кого сейчас обнимаю. Оставайся сейчас такой, какая ты есть; в будущем будь такой, какой хочешь, какой сама решишь. Я постараюсь принять это, ведь моя преданность будет так велика. Просто пусть Кошка следит, чтобы Лиса особо не обижала Пса. И тогда все у нас, Мой Лисенок-Котенок, будет замечательно».

- Лисокошка не задумываясь отчеканила (или задумалась? но уже не важно…):
«Прощай, Пес».
Пес улыбнулся, подошел и обнял ее:
«Теперь, когда ты приняла такое решение, я могу не бояться подарить тебе часть своей нежности прямо здесь и сейчас. Ведь если я этого не сделаю, то не сделаю уже никогда. Но нежность – не преданность. И нежность – лишь часть любви. Если ты этого не знаешь, то со временем, надеюсь, все же поймешь.
Помнишь, один раз ты промолвила, что Кошка всегда говорит правду, а Лиса всегда хитрит. И это не дает жить им обоим. Тогда я предложил пристрелить одно из животных. А ты спросила: какое? Сегодня же я хочу сказать, что видел много Кошек и много Лисиц. Они все одинаковые, их так много в лесу. А Лисокошку я видел только одну, вот она, у меня в объятьях… и в то же время не моя. Никогда не желай погибели одной из частей своей души. Никогда, слышишь?!
Я желаю тебе, чтобы ты в жизни встретила кого-нибудь, кто будет предан тебе так же, как мог бы быть предан я; встретить кого-нибудь, кто будет терпелив, как я; встретить кого-нибудь, кто со временем полюбит тебя сильнее, чем полюбил бы со временем я. И желаю тебе полюбить его – это будет самое для тебя сложное.
Ну, прощай, Не_Мой Лисенок-Котенок. Давай я провожу тебя, а потом мы навсегда разойдемся и никогда больше не увидимся так, как могли бы увидеться после сегодняшнего дня».
Пес вернулся к тому месту у кромки воды и, умостившись поудобнее на мягких опавших осенних листьях, уснул. Крепко и счастливо. Ведь он все же сумел дать Не_Своему Лисенку-Котенку частичку того, что хотел отдать целиком. А, значит, все было не напрасно. Он скоро выспится и пойдет дальше по миру – искать другого зверька. И когда-нибудь найдет. Найдет обязательно, так как ищет. И так как он ему нужен. А жизнь? А что жизнь? Она всегда прекрасна, и в ней нет обратного пути.

-Вот такие две концовки у этой истории. Если кому-то пришлась по душе первая концовка, то автор спешит огорчить – продолжения никто никогда не узнаете, нет смыла наносить его на бумагу (не важно, было ли оно на самом деле или нет). Но не записать эту историю – было бы неправильно. Нечестно.

Понимайте как хотите...

Олежище 30.05.2008 07:04

ЧУЖОЕ (РАССКАЗЫ ДРУГИХ АВТОРОВ)
 
Не моё, но зацепило.

К вопросу о душе плюшевых игрушек. Их есть у меня, только это был не заяц, а обезьяна. История сильно нерадостная, кто хочет повеселиться, может сразу идти лесом, я не обижусь. Обезьяну я купил на втором курсе, хотел подарить другу на свадьбу. Но неосторожно прислонил к горящей лампе, синтетическая шерсть на пузе оплавилась, дарить игрушку стало нельзя, и пришлось оставить у себя. Шимпанзе получил имя Джимми, три года кантовался со мной в институтской общаге и потом еще год - в заводской, когда я уехал по распределению. Вечерами я готовил неизменную яичницу с картошкой, наливал в два стакана пиво и вел с Джимми долгие задушевные беседы, сводившиеся к одной нехитрой мысли: никто нас, брат шимпанзе, не любит, никому мы с тобой не нужны. Следующим летом я приехал в Москву - опять же на свадьбу к кому-то из друзей - и чисто случайно встретился с Ленкой. Она училась на курс младше, у нас был короткий роман в самом конце моей учебы, и я тогда оборвал отношения с подленькой мыслью "найду получше". А сейчас все вновь вспыхнуло, и стало очевидно, что ничего лучше нет и быть не может, и уже через месяц мы подали заявление, и я перевез к ней чемодан книг и Джимми.
Однако сам я переехать к Ленке не мог: как молодой специалист, должен был отработать три года по распределению. Чтобы освободить меня от этой почетной обязанности, требовалась подпись лично министра. Потянулась разлука, скрашиваемая моими нечастыми приездами. "Когда тебя нет, я сплю с Джимми, - писала мне Ленка. - Обнимаю его, как будто это ты, и мне уже не так грустно и одиноко. Он похож на тебя, такой же мягкий и теплый". "Ага, - отвечал я, - и такой же толстый и волосатый. А разница в том, что у него есть хвост, а у меня кое-что другое". Мой поезд прибывал в Москву рано утром. Я входил в комнату, бесшумно раздевался, осторожно вытаскивал шимпанзе из Ленкиных объятий и укладывался на его место. Ленка, не просыпаясь, прижималась ко мне. Собственно, эти утренние мгновения и были той трудноуловимой субстанцией, которую люди неизобретательно называют счастьем.
Через полгода министр наконец поставил нужную закорючку в нужном месте. Я смог перебраться в Москву и окончательно вытеснил Джимми из Ленкиной постели. Он возвращался к своим обязанностям только на время моих командировок. А Ленка, великая домоседка, сама никуда от нас не уезжала. За восемь лет она провела без меня и Джимми только два раза по три ночи: когда рожала сперва первую дочь, потом вторую. Шли годы, и как-то так получалось, что Ленка все чаще, не дождавшись меня, засыпала с Джимми. Мужики, кто сам не засиживался всю ночь за преферансом, кто никогда не увлекался компьютерными играми и красивыми девушками - так и быть, бросьте в меня камень. А кто сам не без греха, тот, возможно, поверит, что я был не самым плохим отцом и мужем. А потом... потом Ленку сбил пьяный водитель на переходе. В похоронной суете Джимми бесследно исчез. Никто его не видел и не трогал, но когда мы немного пришли в себя и стали наводить порядок в квартире, Джимми нигде не было. Похоже, он отправился вслед за хозяйкой. И вот 15 лет я воспитываю дочек, пытаюсь зарабатывать деньги, занимаюсь разными нужными и ненужными делами. А где-то там моя Ленка обнимает Джимми и ждет не дождется, когда я наконец выну из ее рук эту дурацкую обезьяну и займу свое законное место.
Не грусти, малыш, время на Земле течет быстро. Министр уже занес ручку для подписи...

Олежище 30.05.2008 07:15

Папа, не уходи!
 
Мои родители развелись, когда мне было шесть лет. Мне было трудно понять отчего, когда я захожу в комнату, они внезапно прекращают разговор - мама начинает смотреть в окно, а папа поджимает губы, как человек, который отчаялся объяснить словами какую-то очень простую вещь. Мы даже гуляли не так, как раньше, втроем, взявшись за руки. Теперь я принадлежал кому-то одному - либо я шел впереди с мамой, а отец молча курил, следуя в десятке шагов за нами, либо, если он при выходе на улицу успевал к моей руке первым, мама шла немного в стороне, вороша узким носком сапога кучки приготовленных дворниками к сожжению желтых листьев. Был октябрь.
Затем в один из дней папа ушел. Просто так. Забиравшая меня из садика мама выглядела немного взбудораженной - застегивая на мне курточку, она, не давая мне сказать ни слова, торопливо поведала новости - папа уехал, мы больше не будем жить все вместе, но ты не расстраивайся, теперь уже все будет лучше. Торопясь к автобусу (мама тянула меня за руку так, что мне казалось, что моя левая рука становится длиннее), мама продолжала меня успокаивать и уверять в том, что скоро наша жизнь волшебным образом изменится. Странно, ведь я не сказал ей ни слова. Даже не заплакал. В голове у меня пульсировал семафором один вопрос - как без папы может быть - лучше?
Квартира опустела. Исчез папин радиоприемник "ВЭФ", на обувной полке освободилось место, которое раньше занимали папины сапоги и офицерские ботинки, поредели книжные полки.
Наши вечера изменились. Теперь едва ли не каждый вечер к маме приходили подруги. Я играл с пластмассовыми гэдээровскими ковбоями и индейцами, читал "Маленького оборвыша", смотрел по телевизору французское кино "Остров капитана Немо" (его показывали двадцатиминутными отрывками в конце "Очевидного-невероятного"), а мама сидела на кухне с тетей Зиной. Или тетей Катей. Или тетей Людой.
Они пили болгарское вино "Медвежья кровь", варили индийский кофе из банок с красивой индийской богиней, оставляли на кухне полные окурков от "Стюардессы" пепельницы и тарелки с свернувшимся пергаментом голландским сыром и потекшей жиром "сухой" колбасой. Иногда включали музыку - маме нравился Юрий Антонов, а тетя Люда приносила записи "Чингисхана" и "Аббы". Засыпая в своей комнате, я иногда слышал, как мама плачет.
Папа стал приходить к нам в ноябре. Каждую субботу в три. Ожидая меня, он неловко топтался в прихожей, стряхивая на палас снег с фуражки. Он не говорил с мамой - только здоровался и оговаривал время, когда приведет меня обратно. Папа переминался с ноги на ногу, смотрел почти все время в пол и явно не знал, куда деть свои руки - он поправлял портупею, мял в руках перчатки, застегивал и расстегивал верхние пуговицы на шинели, медные, со звездой. Я видел, что он чувствует себя не в своей тарелке. Впрочем, как и мама. Мне казалось, что если я возьму папу за руку и подведу его к маме, и возьму маму другой рукой, и попрошу их помириться, всё станет как раньше. Папа усмехнется краем губ, мама заливисто засмеется, и мы по первому снегу побежим вприпрыжку к остановке семнадцатого автобуса, чтобы успеть к одиннадцатичасовому сеансу в кинотеатр "Юность", на "Месть и закон". Но я так и не решился этого сделать.
Мы с папой гуляли молча. Он всегда выдумывал какой-нибудь план действий - привычка военного. Мы ходили в кино и в кафе-мороженое, покупали билеты на гонки по вертикали в заезжем чехословацком цирке и смотрели сказку "Волк в библиотеке" в местном ТЮЗе. Час-то, в кинозале или зоопарке, я хохоча поворачивался к нему - папа, смотри! - и видел, что он не обращает внимания на то, что происходит на экране или в клетке медведей. Он просто смотрел на меня и грустно улыбался в ответ на мой мальчишеский восторг.
Папа держал меня за руку крепко, но нежно. Подстраивался под мой шаг, сменяя чеканную походку офицера на неторопливую поступь обычного отца, штатского, который просто вышел погулять со своим шестилетним сыном. Мама всегда тащила меня за собой, энергичная, целеустремленная, быстрая. Когда мы уже подходили к дому, отец останавливался, немного приседал, чтобы оказаться со мной лицом к лицу, и, поправляя обвернутый вокруг моей шеи клетчатый шарфик, негромко говорил:
- Сын, - он почти никогда не называл меня по имени. Только "сын". Или, иногда - "сынок", - Береги маму. Слушайся её. Она хорошая. Тебе очень повезло с мамой.
Или:
- Сын, больше читай. Скоро тебе в школу, я не хочу, чтобы меня вызывали на собрания. Вот я тут тебе приготовил книжку, - улыбаясь, папа протягивал мне томик с нарисованными на обложке мальчишками. "Приключения Тома Сойера", читал я, "Детгиз", 1978 год. - Всегда ищи ответ в книгах, сынок. Книги научат тебя, как стать честным и сильным, как стать настоящим человеком. Сомневайся в том, что тебе говорят учителя, друзья во дворе, соседи - не сомневайся только в книгах.
Потрепав меня по голове, "ну, беги", папа разворачивался и быстро шел в сторону остановки, а снег падал на его серую шинель, припорашивая погоны с майорской звездочкой. Мне хотелось побежать к нему, обхватить его за ноги, и прижаться к нему, и вдохнуть такой знакомый и родной его запах, запах формы и гуталина, папирос и кожи, и закричать в его шинель - "Папа, не уходи! Мне плохо без тебя, папа! Я хочу, чтобы все было как раньше!". И зареветь, пачкая слезами и соплями серую безупречность офицерской шинели, и облегчить свою боль, ощущая на плечах сильные отцовские руки.
Но я просто стоял и смотрел, как он уходит, и снежинки таяли в бегущих по моим щекам слезах. Все было обидно и неправильно.
В первую неделю декабря мы с папой пошли в кино. Это был очень веселый фильм - "Фантоцци против всех". Я громко смеялся, а когда Фантоцци сел на велосипед без сиденья, смех задушил меня - я держался за живот, из моих глаз текли слезы, и я пропустил следующие три минуты фильма - так мне было смешно.
Когда мы вышли на улицу, я все повторял: "Пап, пап, а как он говорит - Я буду есть, а вы будете смотреть! Я буду есть, а вы будете смотреть! Умора, правда?"
Папа слегка улыбался и выглядел грустнее, чем обычно. Он был в штатском - мне непривычно было видеть его в черном пальто и шляпе вместо обычных шинели и светло-серой шапки с кокардой.

Олежище 30.05.2008 07:16

Когда мы шли по парку - на Украине темнеет рано, в шесть часов вечера уже ночь - я вдруг услышал "Э, мужик, стоять, сигарет не будет у тебя?". Поворачиваясь на ходу, я увидел, как в свете фонарей, через медленно падающие снежинки, к нам сзади подбегают двое, нет, трое мужиков. Они были моложе папы - лет по двадцать-тридцать наверное, с длинными волоса-ми и в клешеных джинсах. "Сынок, не оборачивайся, идем быстрее, шпана, не обращай внимания" - тихо произнес папа и ускорил шаг. "Э, ты че, я не понял, я кому сказал стоять" - раздалось уже за самой моей спиной. Папа остановился, повернулся назад, и тихим голосом - я никогда не слышал, чтобы папа разговаривал так тихо - ответил:
- Ребята, у меня только папиросы, я могу вам дать одну.
Парень, который подходил к нам, ухмыльнулся, засунул руки в карманы джинсов, прохрипел носом и сплюнул папе под ноги желто-зеленую соплю. Она упала в десяти сантиметрах от папиных ботинок и сразу стала покрываться тающими снежинками.
- Я те русским языком сказал - стой, хуль ты сразу не остановился, - парня покачивало, и пахло от него, как от сантехника дяди Коли с четвертого.
- Не ругаться при ребенке! - от того, что папа резко повысил голос, двое парней, подбежавшие к первому, даже немного отодвинулись.
- А ты чё, борзый, что ли? И чё ты мне сделаешь? Табаком из папиросы в глаз попадешь, как с плювалки? - парни загоготали. - Ты, б..., интеллигент x..., быро дал сюда кошелек. Или ты так не понимаешь? - парень засунул руку в задний карман брюк. И оставил её там. - б..., да-вай по-хорошему, а то тебя щас попишем и выб... твоего.
Второй парень быстро подошел ко мне с боку и схватил за шиворот. Папа перехватил его руку и тогда тот, с рукой в кармане, вытащил нож и сунул его папе в лицо.
- Стоять, кому сказал.
- Хорошо, - папа приподнял руки. - Сына отпустите, - и полез рукой во внутренний карман. Папа посмотрел на меня искоса и сделал едва заметный жест глазами - беги, мы так все время делали, когда бегали наперегонки в парке. Но я не мог. Я весь дрожал, мне казалось, что кто-то очень большой и злой взял меня за сердце узловатыми корявыми руками и держит на месте, не давая ступить и шагу.
Доставая кошелек, папа уронил его на снег. "Ты чё, поднял, с…а!" закричал тот, который с ножом, и папа наклонился, и выпрямляясь, схватил его за руку с ножом, а второй рукой резко ударил куда-то под голову, в шею, и парень квакнул, поперхнувшись, его голова дернулась, ноги повело, и он стал падать назад. Папа повернулся к тому, который держал меня и замахнулся кулаком. Я почувствовал, как державшие меня руки ослабли, и заорал - "Папа! Сзади!", но было поздно, потому что третий из напавших на нас схватил папу руками за шею и стал душить его сзади, заваливая на себя.
Папа обхватил его за руки, резко присел, и перебросил через бедро на землю.
Я понял, что сейчас все будет очень плохо. Папа не мог разделаться с повисшим на нем парне, а второй в это время достал что-то из кармана куртки, щелкнул кнопкой, и с ножом в ру-ке дернулся к папе. Я прыгнул на него сзади, и обхватил его за ногу, и вцепился зубами в твердый синий коттон джинсов. Мне уже не было страшно - не трогайте моего папу, не трогайте моего папу. Когда он двинул меня по голове рукой с зажатым ножом, я ощутил удар, меня как будто хлестнули по лбу эдектрической плетью, и что-то теплое побежало у меня по лицу. Посмотрев вниз, я увидел, как густые капли крови падают на снег прямо из меня. Мне даже не было больно, только как-то…странно. Как будто мне все снится.
Лежа на снегу - кровь текла из моего лба в белое, и впитывалась, текла и впитывалась, я видел, как папа выбивает ударом ноги нож из руки нападавшего, как он обхватывает его руками за шею и резко, с хрустом, поворачивает её по часовой; как он поднимает нож и бьет им в живот второго; как он подходит к третьему и, пока тот не успел заорать, взмахивает рукой с зажатым ножом у того перед лицом, и как сразу за папиной рукой брызгает красная струйка, как летом из поливального шланга, когда он рвется, и дядя Коля-сантехник обматывает место разрыва синей изолентой. Как папа подходит к отползающему с красным следом по снегу верзиле и берет его за волосы, и оттягивает на себя голову, и коротко проводит рукой под горлом, так, как он это делал, когда мы ездили в Ивановку за грибами. Как папа оттирает нож снегом, затем снятым с одного из парней шарфом, как он отбрасывает далеко, в снег, нож, и идет ко мне, и поднимает меня на руки, и говорит, что все будет хорошо, и просто царапина, и доктор обработает йодом и зашьет, и будет совсем не больно - ну, только чуть пощиплет.
В больнице папа сказал, что я напоролся лбом на натянутую в лесу проволоку. Врач предложил папе сделать мне наркоз - восемь швов, все-таки. Папа сказал, что его сын выдержит. И я выдержал. Только потом, когда папа на руках нес меня к дому, я заплакал, уткнувшись носом в его плечо. Я плакал, и не мог остановиться, а папа похлопывал меня по спине, и говорил, что ничего, сынок, все будет хорошо, все будет хорошо…
Когда мы подошли к дому, он поставил меня на ноги, и слегка присел, чтобы оказаться со мной лицом к лицу:
- Сын. Это была шпана. Быдло. Мусор. Не люди. Хуже - когда промолчать. Хуже - спрятать глаза и пройти. Хуже - не заметить и уверять себя через три минуты, что не надо связываться, правильно, что отдал. Всегда наказывай наглость. Всегда карай быдло. Помнишь, по телевизору, дядя Миша Ножкин пел - "Добро должно быть с кулаками". Иногда с ножом, сына… Иногда с ножом.
Я смотрел на него, и в горле у меня ходил комок от гордости, от того, что мой папа - настоящий герой, как Зорро, как Виру и Виджай, как Штирлиц. И папа - зачем же ты говоришь мне все это, ведь я тебя люблю, ведь ты поступил как герой, ведь вот так - и надо делать, ведь этому и учат все на свете книжки…
Я больше не видел папу. Через два дня он уехал в Монголию, в Чойбалсан. Его перевели давно, он не решался мне сказать об этом. Через два месяца папа умер от пневмонии - он простудился, когда грузовик с солдатами ушел под лед, а он помогал им выбираться - одному, второму, третьему, всем. Мы не приехали на похороны - мама занималась переездом в Свердловск, где я прожил следующие девятнадцать лет.

P.S. Портрет отца висит на стене рядом с моей кроватью. Улыбаясь, он смотрит на меня лейтенантом из далекого 1969-го. Я прячу взгляд. Мне случалось в жизни - промолчать, пройти. Я не связываюсь. Я бескулачное добро.
Когда папа умер, ему было тридцать три, как мне сейчас. Но мне кажется, я уже никогда не стану таким взрослым, таким настоящим, как был он. Часто я просыпаюсь ночью, мокрый от слез и пота, и выныриваю из сна, где я закричал-таки - "Папа, не уходи!", и догнал его, и он поднял меня на руки, и засмеялся, и глаза сощурились добрыми морщинками:
- Ну что ты, сынок… Конечно, не уйду…

Нэсс 05.06.2008 02:08

Третья половинка
 
и еще много других рассказов...

Захотелось поделиться с вами всеми историями, которые были прочитаны мною. Это истории разных авторов. Надеюсь, что каждый что-то найдет для себя.
Начну с первой истории, о которой уже упоминала:


Третья половинка
Автор: Любовь Кузнецова

Здравствуй. Здравствуй… Ну вот, чуть не написал МОЯ. Опомнился, замер…

Ты прости меня за это письмо. Я не беспокоил тебя уже много лет. Целых шесть бесконечно долгих лет. Говорят, что время летит. Летит? Может быть. Это, наверное, у счастливых людей оно летит, растворяется, песком пробегая сквозь пальцы. Мое время давно устало, призадумалось и остановилось. Оно больше мне не союзник. Оно стало врагом. Только враг может так мучить, не давая забвения.

Я знаю, что у тебя все хорошо. Ты по-прежнему с ним, ты по-прежнему счастлива. Хотя я не появлялся в твоем городе так давно, но я как маньяк узнаю все, что можно через своих знакомых оставшихся там.

Ты прости меня за это письмо. Я конечно дурак, но все еще глубоко в душе теплится надежда, а вдруг, а может быть… А вдруг ты разлюбишь его? А вдруг вспомнишь обо мне? А вдруг????????? Понимаю как это глупо, как безнадежно, но ничего не могу поделать с собой. Может быть и живу-то до сих пор, потому что теплится надежда. Как там в песне «Надежда умирает последней». А ведь правда. Меня уже давно нет, а надежда живет, живет…


Господи, я же помню все. Каждый день, каждый час. Каждую минуту.

День. Тогда был такой солнечный глупый бесшабашный день. Удачная сделка. Удачная сделка с твоим мужем. Весь день меня колотила лихорадка. Лихорадка какого-то предчувствия. Думал предчувствия денег. Я же всегда ощущаю, когда сделка обернется деньгами. Я же везунчик. Отметить? Конечно. Куда идем? К тебе, мой новый компаньон? Пошли. Познакомишь с семейством? Конечно. Теперь часто будем видеться. Часто. А жена не будет против? Нет. Она у тебя золото? Золото…

Говорят у каждого человека есть какие-то переломные моменты. Шагнешь не в ту дверь и все. Или в ту. Но практически никто не ощущает этих мгновений. А я знаю КАК выглядит МОЯ дверь. Дверь между прошлым и будущим. Она стальная, обшитая деревом, с золотистым глазком. Справа звонок. Под ним отвалился кусочек штукатурки. А слева кто-то написал на стене «Привет». Вот так.

А за дверью моя жизнь… За дверью моя жизнь кончилась. Или началась. За дверью я утонул. Утонул безнадежно, как в трясине, без малейшего права на спасение. Что было сначала? Глаза. Зеленые, смеющиеся… Вы к нам? Очень рада. Проходите. Удачный контракт? Давайте гулять. Давайте? Давайте. И все…

Вы верите в любовь? В любовь с первого взгляда? А я не верил! И сейчас не верю. Это была любовь не с первого взгляда, это была любовь еще до взгляда, еще до первого скрипа двери, до первого дыхания…

Ты хлопотала на кухне, собирала на стол, смеялась, шутила. Я что-то говорил в ответ. Представляешь, я еще и что-то говорил. С того самого первого мгновения я научился жить в двух измерениях. В одном я дышал, спал, ел, говорил, работал… В другом любил, любил, любил… Любил тебя, только тебя. Я всегда любил только тебя. Сразу, как только появился на свет, я уже любил тебя. Только не понимал этого. А увидел тебя и сразу все вспомнил, вспомнил, что всегда любил тебя и шагнул в другое измерение…

Почему так происходит? Мы живем с кем-то, занимаемся сексом, рожаем детей. И вдруг. Вдруг все переворачивается. И ты понимаешь, что все, что было до сих пор, было не твое. Что ты увидел наконец единственное чудо, данное тебе Богом. Это прекрасно? Это прекрасно. Но это так больно. Я никогда не знал, что счастье может быть с такой болью. Эта боль рвет тебя на куски, режет, калечит, вывертывает наизнанку, заставляет рыдать от бессилия. Но она такая сладкая эта боль.…Такая сладкая…

Я стал ходить в ваш дом под любым предлогом. Мы стали «лучшими друзьями» с твоим мужем. Я никогда не обмолвился ни пол словом о том, как ты нужна мне, о том, что я больше ничего не могу и не хочу. Кроме одного - быть рядом. Видеть твое лицо, чувствовать как ты двигаешься, слышать твой голос… И надеяться. Надеяться….
Хотя я сразу понял, что надеяться мне не на что. Понял из того, как вы смотрели друг на друга. Это тоже была любовь. Очень счастливая. Счастливая бесконечно, безгранично, захлестывающе… Вы действительно были двумя половинками, двумя половинками одного целого.

Но как же я? Кем же был я? Я же знаю, что только ты именно та женщина, которая предназначена именно мне. Только ты. Кем же был я? Третьей половинкой? Но у целого могут быть только две половинки. Только две.

Как это могло случиться? Чья воля распорядилась так? Я никогда не верил в прошлые и будущие жизни. Но… Но может быть когда-то очень давно ты была МОЕЙ половинкой? Но откуда тогда взялся он? Откуда? Где, в каком переплетении миров я потерял тебя, моя половинка? Где и почему? Как Бог допустил это? Я спрашиваю его. Я постоянно спрашиваю его. Но он молчит. Он не хочет признавать свои ошибки. Он же Бог. Я думаю, что когда-то он просто забыл про меня. И мы потерялись с тобой в какой-то из жизней. Он увидел как тебе плохо и дал тебе новую половинку. Но он забыл уничтожить меня. Он совсем забыл про меня. Совсем. А когда опомнился, то решил, ну что же, пусть будет как будет. Ведь все равно они никогда не встретятся. Никогда. Но он ошибся. Даже Бог может ошибиться. Я нашел тебя. Я просто жил, кочуя по времени. Я почти все забыл, я почти привык. Так много людей растеряли свои половинки и привыкли к этому. Привыкли. Я, конечно же, искал тебя. Я так долго и мучительно искал тебя. Но я не должен был тебя найти. Но нашел, нашел, нашел… А ты уже забыла про меня. Забыла. Ты ведь была счастлива, всегда счастлива. Ты даже не заметила подмены. Ведь Бог всегда и все делает все идеально. Почти всегда.

И я не выдержал. Я пришел к тебе. Я пришел к тебе. Я говорил. Я говорил и плакал. Я молил. Я каялся. Я молил. Молил тебя вернуться, молил вспомнить, молил….

А ты…Ты положила мою голову к себе на колени и сказала – глупый, я все помню, я сразу вспомнила тебя, когда увидела, сразу. Я все помню, но я больше не люблю тебя. Тебя не было слишком долго. И моей половинкой давно стал он. Я никогда не вернусь к тебе. Никогда.

Но я стал надеяться. Стал ждать. Я докатился до того, что мотался по всей стране, ездил к самым известным бабкам. Я сорокалетний, циничный мужик цеплялся за любую малейшую надежду. Я готов был взять на себя любой грех, только чтобы кто-то вернул мне тебя. Но все они, и умудренные опытом, и мошенницы отказывали мне, стоило им только взглянуть на ваши фотографии. Иди, сынок, говорили они мне. Тут никто не сможет тебе помочь. Никто. Но я не сдавался. Я спорил. Я спорил. Но… Кто я такой, чтобы спорить с Богом?

И я решил уехать. Я думал, что может быть вдали от тебя я смогу забыть. Все забыть. Сделать вид, что никогда не встречал тебя. Притвориться, что ничего не знаю о том, КАК оно на самом деле – встретить свою половинку. Наивный, наивный и глупый. Ничего нельзя вернуть, если ты вошел не в ту дверь. Она должна была быть закрыта. Должна. По всем законам мироздания. Но я вошел в нее….

Шесть лет… Шесть веков…Шесть тысячелетий….

Прости меня за это письмо. Прости. Я ничего не прошу. Я только хочу сказать, что я надеюсь. И я верю. Я верю, что я дождусь. Когда? Не знаю. Но дождусь. Мы войдем с тобой в одну дверь…

:(


Часовой пояс GMT +3, время: 14:24.

Работает на vBulletin® версия 3.7.4.
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd.
Перевод: zCarot